За его спиной что-то грохнуло.
Резко обернувшись, пилот увидел, как генерал стоит посреди салона, напряженно наклонившись вперед. Свалившийся от его мощного удара и отлетевший к борту зэк зашевелился, потом поднялся на колени и замер так, опираясь руками об пол. Помотав головой из стороны в сторону, он вдруг оттолкнулся от пола всеми четырьмя конечностями и со всей силой ударил генерала головой в живот. Навалившись на него, размахнулся и всадил ему в грудь зазубренную заточку. Генерал охнул и осел на пол кабины.
Выдернув заточку из обмякшего тела и отбросив оказавшуюся у него под ногами папаху, Стрельников в один прыжок достиг кресла пилота и уже привычным движением прижал острые зубья к его горлу. Пилот почувствовал, что сделай он хоть малейшее неосторожное движение или скажи что-то не так, одного взмаха пилой преступнику будет достаточно, чтобы это слово или движение стало для него последним. Если он умеет управлять вертолетом, то сможет сделать это в любое мгновение.
– Я же говорил, чтоб не рыпался, – Стрельников еще сильнее прижал заточку к горлу пилота. – Видал, – кивнул он куда-то назад, – туда же захотел?
Он сунул руку в боковой карман куртки пилота и достал пистолет.
– Вот то-то же, – прохрипел он, убирая пистолет в карман телогрейки, где уже лежали провода и наушники.
Тихие стоны смертельно раненого генерала прекратились.
– Где мы? – спросил Стрельников, раскладывая перед пилотом карту.
– Здесь, – почти не глядя, ткнул тот пальцем в лист перед собой.
– Давай направо.
– Зачем?
Он не успел закончить вопрос, как ощутил резкую боль в шее и тепло струйки крови, юрко побежавшей за воротник форменной рубашки.
– Затем, – последовал ответ. – Через десять минут снижаемся.
Внизу за бортом снега уже не было видно, зато четко просматривались огни поселков, свет фар движущихся по дорогам автомобилей.
Впереди показалось зарево.
– Что это? – спросил Стрельников, протягивая руку и одновременно косясь в карту.
– Стефаново, – ответил пилот.
– Давай еще правее.
Вертолет слегка накренился и сделал доворот.
– Опускайся! – приказал Стрельников.
– Я в темноте не сяду, – робко предупредил пилот. – Внизу снег, ничего не видно.
– Я тоже думал, что не сяду. А оно вон, как получилось, – чуть ли не весело усмехнулся Стрельников, продолжая контролировать пилота.
– Что же мне с ним делать, – пробурчал он себе под нос, усаживаясь поудобнее за спиной пилота, но достаточно громко, чтобы тот его слышал. – Пришить – упадем, оставить в живых – расскажет, где приземлились.
– Зачем тебе меня убивать? – плаксиво протянул пилот. – Что я тебе плохого сделал? Я ничего никому не скажу.
– У них быстро заговоришь. По себе знаю. Сейчас сядем, и, пожалуй, прирежу тебя.
Машина дрогнула и нырнула носом вниз.
– Но, но! Не балуй. Я тебе, что, урка поганая? Пошутил я. Ладно, живи пока. Но, если узнаю, что ты меня сдал…
– На кой черт мне тебя сдавать? Иди своей дорогой. Где садимся?
– Гони к шоссе. Вон, видишь? Справа.
– Может отдашь пистолет-то? – в голосе пилота фальшиво прозвучали гнусавые нотки. – Как я без него вернусь? Меня же за это под суд отдадут.
– Скажи спасибо, что вообще вернешься. А от тюрьмы да от сумы… Или передумал?
Пилот непроизвольно обернулся и уперся щекой в острие заточки.
– Ладно, ладно, шучу.
Машина шла на небольшой высоте параллельно шоссе, по которому, толкая перед собой пятна света, с большими интервалами двигались машины, которых с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Стрельников пристально вглядывался вниз, выискивая там что-то, только одному ему известное.
