– А что стало с другими?
– Оба «француза», и большой и малый, были украдены в конце восемнадцатого века из королевской сокровищницы. Революция, голубка, что ты хочешь! Сокровища охранялись, но воры откуда-то узнали о потайном ходе, который вел из королевского кабинета. О, это оказались удивительно подкованные воры: они унесли только самое ценное, не тратя время на золото и серебро. Что стоимость золотого сервиза Людовика против стоимости рубинов в одном-единственном ожерелье королевы «Мантия Венеры»! И похитители об этом знали.
– Кто-то рассказал им, что нужно брать.
Сема кивнул:
– Или с ними был кто-то, понимающий в этом деле. Между прочим, обвиняли не кого-нибудь, а самого принца Георга, но доказательств так и не нашлось. «Большой Француз» – почти семьдесят карат! – исчез, и следов его не осталось. А вот с Малым все не так просто…
Дворкин придвинулся к Майе и заговорщически шепнул:
– Считается, что он тоже пропал бесследно. Но…
Сема сделал театральную паузу.
– Что «но»? – не выдержала Майя.
– Но я видел его на парадном платье императрицы Александры Федоровны, – обычным голосом сообщил Сема.
Майя опешила. Ей представился маленький Сема в нелепом фраке, теряющийся в великолепной дворцовой зале. Свечи, тихий шепот, шуршание платьев… Мимо него проплывает Александра Федоровна, и ювелир провожает внимательным взглядом голубоватый бриллиант, сияющий на груди императрицы.
Морок спал, и Марецкая сердито качнула головой.
– Семен Львович, вы меня дурачите! – воскликнула она.
– Ничуть, птичка моя! Однажды меня занесло в запасники Третьяковки (не спрашивай, что я там делал, расскажу в другой раз эту поразительную историю), и там я увидел портрет супруги Николая Второго. Портрет – ерунда, ничего выдающегося. Но художник тщательнейшим образом перенес на полотно все детали ее гардероба. О «Малом Французе» известно, что для него использовалась не круглая огранка, а «маркиз» – клиньевая, в форме лодочки. Так вот, к серебристому торжественному платью Александры была приколота брошь с голубым камнем, ограненным именно этим способом. Но в России тех времен не использовалась подобная огранка!
– Вы думаете… – начала Майя, но Дворкин перебил ее:
– Третий бриллиант, получившийся из алмаза Тавернье, отправился в Россию и был вставлен в перстень императрицы Марии Федоровны. Он дошел до наших времен и хранится в Алмазном фонде. Почему бы не предположить, что второй, украденный, последовал его путем? В архивах мне удалось найти упоминание о загадочной броши с голубым камнем, принадлежащей Александре. Камень называли «Голубой Француз». Не кажется ли тебе, что название говорит само за себя?
– Поразительно… – выговорила Майя.
– Так, значит, он в России!
– Не факт, – охладил ее пыл ювелир.
– После расстрела царской семьи множество украшений исчезло, и «Голубой Француз» в их числе. Что интересно – сама брошь сохранилась. То есть бриллиант был либо вынут, либо выпал из нее. И с тех пор нигде не появлялся. Ничего, ничего даже близко похожего – поверь, в противном случае я бы узнал об этом!
Дворкин откинулся на спинку стула, притушил блеск в глазах. Охотник за пропавшим бриллиантом снова превратился в смешного толстенького ювелира.
Майя несмело спросила:
– И как вы думаете, где он может быть сейчас?
– Думаю, лежит в бархатной коробочке, и его владелец не подозревает о том, что хранит. Или валяется вперемешку с золотым ломом и серебряными зубами прабабушки. Его могли украсть солдаты, расстрелявшие императорскую семью, и тогда сам черт ногу сломит в хитросплетениях судьбы этого камня. Знаешь, есть хороший афоризм: «Пусть драгоценность валяется под ногами, а стекло украшает голову – драгоценность все равно остается драгоценностью, а стекло стеклом». В одном я отчего-то уверен: «Голубой Француз» до сих пор в России.
