Тави не сомневалась, что сейчас для неё настал как раз такой момент.
Магия рвалась на волю, внутри горело яростное пламя, ещё больше раздуваемое её гневом. Тонкие ноздри девушки трепетали, глаза блестели. Скорее, скорее, скорее!
…Чародейство её было сложным. Она пустила в ход разом и древнюю, и новую магии. Тави знала, что волшебникам Радуги сейчас кажется – вся гора внезапно засветилась изнутри, став на мгновение прозрачной. Выпущенная на свободу Сила срывала с тьмы её каменные одежды, яркий (особенно после подземного мрака) свет лился внутрь, озаряя весь запутанный лабиринт ходов и залов.
Дорога наружу лежала перед ней, видимая словно на ладони. Заклятье продержалось лишь несколько секунд, но и этого Тави было достаточно. Обессиленная, она почти рухнула на камни, не замечая их жёсткости. Гранитные ступени показались ей в тот миг мягче самой пышной перины.
Немножко отдохнуть… и наружу, наружу, наружу!
* * *
…Когда волна закованных в латы ЕГО, Императора, солдат ворвалась на подворье, он едва не заорал от восторга. Первый бой был выигран, сопротивление магов сломлено, и легионеры уже волокли пленников – основательно избитых, окровавленных, большей частью без сознания. С особенным усердием обдирались, само собой, женщины.
Старание воинов было понятно – волшебник, воющий от боли, не способен творить заклинания.
Дрожащих, перепуганных чародеев и чародеек согнали в кучу. Арбалетчики подняли оружие, беря их на прицел. Как ни быстра магия, короткий железный болт, что навылет пробивает конного воина в полном двойном доспехе, всё равно оказывается расторопнее волшбы.
Недвусмысленный намёк был вполне понятен.
И всё‑таки нашлись храбрецы даже среди адептов Радуги.
– Что мы тебе сделали, убийца?! – выкрикнул высокий молодой голос. Девушка лет двадцати с растрёпанными русыми волосами шагнула вперёд, придерживая на груди разорванное платье. – Мы верно служили тебе!.. А ты…
Император с каменным лицом слушал обрушившийся на него поток бессвязных проклятий. Чёрный камень перстня он держал на виду, так, чтобы каждому из пленных стало ясно – даже начни они колдовать, дать команду арбалетчикам он всё равно успеет.
– Оскорбление особы императорской крови, – громко и невозмутимо проговорил он, когда русоволосая магичка выдохлась. – Карается смертной казнью по усмотрению особы императорской крови. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, приводится в исполнение немедленно.
Он позволил себе несколько мгновений острого наслаждения – наслаждения бессильным животным ужасом в глазах жертвы и всеобщим оцепенением среди остальных пленных магов.
А затем резко выдернул меч из ножен.
Лезвие зашипело, рассекая воздух. Обезглавленное тело мгновение ещё стояло, фонтанируя кровью из перебитых жил, а затем мешком рухнуло на аккуратно замощённый деревянными шестиугольниками двор.
Замерев от ужаса, забыв даже и думать о колдовстве, пленные маги смотрели на откатившуюся голову девушки; спутанные русые волосы перемазаны кровью, рот искривлён мукой.
«Кажется, урок неплох», – подумал Император, бросая на тело жертвы белый надушенный платок, которым он только что стёр кровь с клинка.
В глазах магов и магичек он читал один только страх. Похоже, никто и не помышлял о борьбе. Кое‑кто, опасливо перешёптываясь, кивал на белую латную перчатку – Император носил её, не снимая.
Впрочем, держать в плену чародеев ещё опаснее, чем воевать с ними. Выход здесь только один.
