Аляска золотая - страница 2

Итак, наступил июнь 1703 года. По случаю пасмурной погоды праздничные столы были накрыты не в молодом парке, как задумывалось ранее, а под просторным и высоким навесом, примыкавшим к дому. Из-под навеса открывался великолепный вид на Неву, где у новенького причала на мелких волнах тихонько покачивались старенький бриг «Король» и годовалый трёхмачтовый фрегат «Александр» – личный генерал-губернаторский корабль Егора.

Серьёзных поводов для дружеских посиделок обнаружилось сразу два. Во-первых, необходимо было по-человечески отметить новоселье: наконец-то была достроена василеостровская загородная усадьба семейства Меньшиковых. А, во-вторых, Егоровой обожаемой жене Саньке (Шурке, Александре, Санечке, Сашенции), Светлейшей княгине Меньшиковой Александре Ивановне исполнялось двадцать шесть лет.

На Васильевский остров были приглашены и дисциплинированно прибыли только самые близкие. Главный морской инспектор Алёшка Бровкин и его дочка Елизавета, которой недавно исполнилось три с половиной года. Вице-адмирал Людвиг Лаудруп с женой Гердой и сыном Томасом. Младшая сестра Гертруды Матильда вместе со своим женихом – подполковником царской охранной Службы Фролом Ивановым. Командир первого батальона Екатерининского полка подполковник Ванька Ухов. Комендант Петропавловской крепости полковник Илья Солев, не отпускавший от себя ни на секунду японскую красавицу Наоми. И комендант крепости Шлиссельбург полковник Прохор Погодин – с супругой и пятью детишками. Ну, и уже без всяких приглашений, а просто проездом из голландского Амстердама на белокаменную Москву, появился Медзоморт-паша – полномочный посол Небеснородного турецкого султана, личный друг Егора и адмирала Алексея Бровкина.

А вот генерал-майор Василий Волков приехать не смог, так как во главе с пятнадцатитысячным воинским корпусом находился в Ливонии и готовился брать на шпагу курляндский город Митаву.[3]

Ждали, что из Москвы приедут и другие дорогие гости: царь Пётр Алексеевич, Екатерина и их малолетняя дочь Елизавета, царевич Алексей, царевна Наталья и князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский. Но, совершенно неожиданно, третьего дня от царя пришло короткое письмо, в котором он немногословно извещал, что все московские высокородные особы прибыть не смогут – «по важнецким причинам, про которые будет рассказано отдельно».

– Какое странное письмо! – удивлялась Санька. – Рука-то точно – Петра Алексеевича, а вот слова совсем и не его: чужие какие-то, холодные да казённые…. Ты, Саша, часом, ничем не обидел государя?

– Да что ты такое говоришь? – недовольно передёрнул плечами Егор. – Какое там неудовольствие может быть? Город строится, флот свободно плавает по всему Балтийскому морю, шведы отогнаны далеко и надёжно, взяты с боем крепости Выборг и Кексгольм…

– Ну, не знаю, не знаю! – неуверенно вздохнула жена. – Предчувствия у меня просто какие-то странные, очень неуютные…

До начала праздничной трапезы оставалось ещё больше часа, благородные дамы дружной стайкой направились внутрь дома: наряжаться и прихорашиваться перед высокими венецианскими зеркалами.

Дети – во главе с неутомимым и хулиганистым тринадцатилетним Томасом Лаудрупом – с громким визгом носились по аллеям молодого парка, разбрызгивая во все стороны тёплые дождевые лужи. За ними присматривали няньки и денщики – под руководством Николая Ухова, родного дядьки Ваньки Ухова. Николай Савич занимал нынче должность Главного управителя этого загородного поместья князей Меньшиковых.