– Похоже, Илье уже ничем не помочь. Умирает. Как в таких случаях говорил покойный доктор Карл Жабо: – «Кровь заржавела и понемногу закипает». Странно это всё. Такое впечатление, что полковник гниёт изнутри…
– Сашенька! – ласково позвал Егор. – Шторм надвигается, надо успеть до его начала вернуться на наш корабль…
– Как это – вернуться? – непонимающе нахмурилась Санька. – Ты что же, предлагаешь – бросить здесь умирающего Илью? Как тебе не стыдно предлагать мне такое?! Вот уж, не ожидала! Я ещё, называется, командор…
– Там, на «Короле», остались наши с тобой дети. Ты не забыла, часом, про это?
– Дети? – лицо жены стало растерянным и испуганным. – Петенька и Катя! Как я могла запамятовать? Но ведь – Илья умирает…. Может, ты уплывёшь к близняшкам, а я останусь здесь? Нет! – сама же и ужаснулась собственному предложению. – Нет, так тоже нельзя! Что же нам делать, Саша? Что – делать?
Ответить что-либо Егор уже не успел: страшный удар бросил его прямо на койку, где лежал умирающий Солев. Впрочем, в каюте попадало всё и вся: Санька, табуреты, склянки с лекарствами, стоящие на столе. Даже масляный светильник сорвался со стены и упал на кровать рядом с Егором. Ещё через две-три секунды тесное помещение каюты начало заполняться едким дымом: это мгновенно вспыхнула льняная простынка, выполнявшая функции больничного полотенца – для обтирания потного лба больного…
«Вот и дождались: с неожиданного удара шквалистого ветра начался обещанный шторм!», – подумал Егор, набрасывая на пламя первое, что подвернулось под руку. А именно, кафтан Солева, которым полковник и был укрыт. Огонь, естественно, тут же потух, но потух и масляный светильник, в каюте стало темно – хоть глаз выколи.
Преодолевая сильную качку, Егор с трудом добрался до двери, распахнул её до упора, вставил специальный крючок в скобу, вбитую в стенку коридора именно на случай сильного шторма, чтобы дверь не мотало из стороны в сторону. В помещении стало гораздо светлее.
«Это, братец, временно. Просто ещё не успели прикрыть палубный люк», – тут же подсказал заботливый внутренний голос. – «Раз пришёл шторм, значит, и люк скоро закроют. Надо срочно разобраться со светильником…».
Стараясь не мешать жене, он взял в руки потухший масляный фонарь, с помощью кресала снова зажёг крохотный огонёк на кончике фитиля, бережливо прикрыл оранжево-жёлтый язычок пламени стеклянным колпаком и накинул дужку светильника на бронзовый крюк.
– А он не свалится снова? – обеспокоено прокричала Санька, пристёгивая безвольное тело полковника к койке специальными кожаными ремнями.
Егор вытащил из-за пояса пистолет, ловко разрядил, и, взявшись за ствол, двумя сильными ударами дополнительно загнул кончик крюка. После этого он соскочил на пол каюты, обхватил жену за плечи и, приблизив свои губы к её уху, сообщил:
– Саня, я наверх! Узнаю, что там и вернусь…
– Иди! – нетерпеливо отмахнулась Санька, лихорадочно пытаясь нащупать пульс на запястье Солева.
На палубе бригантины творилось нечто невообразимое. Буквально со всех сторон страшно и безостановочно выло, гремело и ухало. Ветер крепко – на добрые шесть-семь секунд – прижал его тело к палубе, которая была очень мокрой и скользкой от многочисленных вееров морской воды, регулярно перелетавших через корму. Наверху, как показалось над самой головой, сверкнула яркая, бело-жёлтая молния, ещё через пять-шесть секунд по ушам больно ударил неожиданно-громкий раскат грома.
