– Знаешь, мне почему-то кажется, что и «Король» поплывёт с нами! – заверила его супруга. – Я видела, как Людвиг переглядывался со своей пампушкой Гердой. Кстати, я совершенно точно знаю, что они все деньги, зарабатываемые в России, регулярно переправляют в датские и голландские банки. А ты, Саша, куда?
– Мы с Николаем Савичем пойдём мужиков отбирать, которые поплывут вместе с нами. Хочу десять-пятнадцать крепостных прихватить с собой, да человек пять солдат Александровского полка, включая сержанта Димку Васильева.
– А солдат-то – можно ли? – засомневалась Санька.
– Можно! В Указе чётко сказано: – «…людишек из василеостровского имения, которые будут там находиться на момент оглашения…».
«Ох уж, этот Указ! – недовольно зашептал подозрительный внутренний голос. – «Не похож наш Пётр Алексеевич на легкомысленного и доброго чудака. Ох, не похож! Может, он специально оставил в документе эту хитрую лазейку? Зачем? А чёрт его, хитрюгу длинноногого, знает.… Например, решил направить вместе с тобой, братец, своего верного шпиона – выведать, куда «Александр» направится за золотом. А, что? С нашего царя станется! Совсем он и не такой прозрачный простачок, каким обожает претворяться перед доверчивыми иностранными послами…».
– Да, моё сердечко, – вздохнул Егор. – Прямо сейчас я с вами не поплыву.
Встретимся уже потом, в одном и прибалтийских портов, например, в Кёнигсберге…
– Какой ещё Кенигсберг? – Сашенция, побледнев, испуганно прижала руки к груди. – Как это – ты не поплывёшь с нами?
– А вот так! – мягко усмехнулся Егор. – Неужели ты думаешь, что я мог бы вот так взять и уплыть из России, оставив своего сына в царском плену? Нет, ты ответь: думала такое обо мне?
– Нет, конечно же! – смущённо замялась и слегка покраснела жена. – Но только что ты, дорогой, задумал?
– Сам толком ещё и не знаю. Надо посовещаться с твоим братом Алёшкой и с Медзоморт-пашой. Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем…. А своих в беде никогда нельзя бросать! Особенно – своих единокровных детей…
Ещё через полтора часа, когда на причал начали усердно сносить вещи, продовольственные припасы и подкатывать бочонки с винами и русской медовухой, к Егору подошли Алёшка Бровкин и вице-адмирал Лаудруп.
– Сэр Александэр! – официально обратился к Егору Людвиг. – Разрешите вас отвлечь на несколько слов? Благодарю! Давайте тогда отойдём в сторонку…
Они прошли метров семьдесят вдоль каменной набережной, и присели на длинной деревянной скамье: Егор по середине, Алёшка и Лаудруп – по краям.
– Нам с маркизом де Бровки[7] поручено…, – начал датчанин.
– Кем поручено? – широко улыбаясь, прервал его Егор.
– Э-э…, вашими верными друзьями, уважаемый господин генерал-губернатор…
– Можно, я объясню? – предложил Бровкин, видя, что Лаудруп слегка тушуется и немного заикается: даже пиратская серьга покачивалась в его ухе как-то очень уж неуверенно, – Спасибо! Итак, Александр Данилович, мы решили отправиться вместе с тобой и домочадцами твоими в дальние земли, текст царского Указа это дозволяет…. Ты ведь не только начальник, а ещё и наш друг. Для каждого из нас ты сделал очень многое, никогда не предавал, ну, и всё такое…. Да и такой ещё есть резон: если ты теперь в царской немилости, то и всех нас, твоих ближайших соратников ждёт скорая опала. А рука у нашего Петра Алексеевича – ох, тяжела!
– Что, неужели все решили плыть?
