– Бабуля, разреши сказать?
– Конечно, золотце, – улыбнулась пожилая дама.
Коля отложил вилку.
– Бабуля, пожалуйста, отвечай на мои вопросы только «да» или «нет»! Дядя Костя человек?
– Конечно, странно, что ты… – начала Анна.
– Да или нет, – напомнил внук.
– Да, – ответила мать Петра.
– Настя человек? – продолжил паренек.
– Да, – после небольшой паузы согласилась хозяйка дома.
– Надо уважать и дядю Костю, и Настю? – не утихал подросток.
– Да, – опять ответила Анна Сергеевна.
Николай резко выпрямился.
– В результате простого опроса мы выяснили, что ты считаешь и своего мужа, и внучку людьми, достойными уважения. Два человека, которых ты любишь и ценишь, могут выражать в вежливой форме свое мнение только семье?
– Ну да, – процедила старушка.
– Заключительный вопрос, – заявил мальчик. – Дядя Костя открыто нахамил моей сестре. Она ему ничего плохого не сказала, а он прошипел змеей: «Главное, ее не слышать». Затем твой муж нагрубил нашей гостье, которую впервые в жизни увидел, заявил: «Никогда не кропал полицейские книжонки, стыд и срам это». Ты, бабуля, ничего супругу не сказала.
– Константин Максимович выразил свое мнение, – вскипела хозяйка, – каждый человек имеет на это право.
– Мы только что выяснили, что Настя тоже человек, – улыбнулся Коля, – следовательно, она имеет право на личное мнение. Но когда моя сестра сравнила дядю Костю со слизнем, ей влетело. Один хамит безнаказанно, а другой это запрещается? И что мы имеем? Политику двойных стандартов, геноцид Насти.
Николай посмотрел бабушке прямо в глаза.
– Это нечестно. Или накажи двоих, или молчи, когда они оба высказываются!
Присутствующие замерли, в тишине раздался скрип, и в столовую вошел огромный питбуль.
– О господи, – испугался Виктор, – мы же его специально заперли.
Собака подбежала ко мне.
– Виола, не шевелитесь, – тихо произнесла Анна, – не делайте резких движений. Морис вас просто обнюхает. Он очень умный пес, но не доверяет чужим, никогда не примет угощение из ваших рук. Не бойтесь.
Морис начал тыкаться носом в мою сумку, которая висела на спинке стула. Я улыбнулась.
– Ридикюль закрыт на молнию. Если хочешь посмотреть, что внутри, сейчас покажу.
Питбуль сел и гавкнул. Я взяла кожаную торбочку, открыла ее, вынула пакетик с надписью «Мясные палочки» и обратилась к Анне Сергеевне:
– Разрешите угостить собаку для налаживания наших дипломатических отношений?
– Вы прямо ему угодили, – засмеялся Петр, – Морис при виде этого лакомства превращается в щенка.
Я вынула из пакета угощение.
– Держи, милый.
Палочка исчезла в огромной пасти за долю секунды.
– Хорошо, но мало, – подчеркнула Анна, – ему можно штук восемь дать.
Я начала скармливать питу лакомство. Тот издавал звуки, похожие на ласковое ворчание.
– Запел, – обрадовался Виктор, – Виола, вы теперь наша писательница, пит признал вас.
– Только не надо называть женщину, которая выпускает чтиво для тупиц, писателем, – процедил Константин.
Морис приподнял верхнюю губу, издал «Р-р-р» – потом положил голову мне на колени.
Я стала гладить его по макушке.
– У Риточки есть радостная новость для вас, – зачирикала хозяйка. – Говори, дружочек!
– Сегодня вечером в честь вашего приезда, Виола, и для привлечения народа мы открываем культурный фестиваль, – зачастила жена Виктора, не договорила, вскочила и убежала.
– Что с ней? – удивился Петр Миронович.
– Не знаю, – ответил Витя, – вот уже пару дней, как ее тошнит от всего. Вчера велела мне рубашку переодеть, когда я поинтересовался «Почему?», услышал в ответ: «От красного цвета меня наизнанку выворачивает».
