Серёга еще два раза ударил пятками, и дыра в фанере превратилась в люк. Серёга нырнул в курятник.
Курицы разбежались, и петух остался один на один с Серёгой. Вредные Петькины глаза задернулись пленкой. Когтистые лапы чуть подергивались. Агония. Серёге стало очень жаль петуха. В конце концов, он был храбрый и хороший: умел постоять за себя. А сейчас его выбросят. В лучшем случае Василиса закопает его за помойкой.
Перьям-то не пропадать!
Серёга взялся за хвост. Петух заорал почти человечьим голосом и так внезапно, что Серёга кинулся не к люку, а к двери курятника. И столкнулся с Василисой Тимофеевной. Оказывается, она далеко не уходила.
Услышав петушиный вопль, она рванулась к двери, и Серёга угодил ей головой в «поддых». Василиса Тимофеевна сама закудахтала. Серёга без памяти взлетел на сеновал.
Вечером Василиса Тимофеевна донесла на Серёгу отцу. Старший Иванов – механик судоремонтных мастерских, человек молчаливый и решительный – за ухо отвел Серёгу к Василисе и велел извиняться.
А за что? Если бы перед петухом, тогда еще понятно. А почему перед Василисой? Не из нее же он перья дергал. Напрасно Серёга уверял, что вины его нет, что нервная встряска пошла петуху только на пользу: он ожил.
Пришлось просить прощенья. Эта унизительная процедура доконала Серёгу, и он заявил:
– Чтоб они сгорели, эти стрелы! Одни неприятности. Хватит.
Его неожиданно поддержал Вовка Шадрин. Он заявил, что лучше взять на вооружение рогатки: они удобнее и незаметнее.
Тогда Митька не принял разговор всерьез, хватало других забот: конец учебного года, экзамены. Но вот экзамены кончились, а никто не вспоминал, что надо возобновлять деятельность отряда.
Была, по правде говоря, еще одна причина, по которой Митька собрал ребят: хотелось похвастаться перед ними значком.
Значок был что надо! Со стрелком и маленькой черно-белой мишенью. С большой звездой и флагом. Тяжелый, второй ступени. Немного похожий на орден Красного Знамени.
Мальчишки щупали значок и вздыхали. Нетактичный Цыпа сказал:
– Хорошо, когда папаша в школе работает. Если б у меня работал, я бы тоже…
– Папаша мне, что ли, норму выбивал? – разозлился Митька.
– А записал кто?
– Ладно вам, – сказал Виталька. – Ругаться собрались?
Настоящего командира в отряде «БП» не было. Командовали как получится. Иногда – Виталька, потому что звеньевой, а в «БП» все из одного звена (кроме Вовки, которого приняли условно). Иногда – Серёга, потому что самый серьезный. Иногда – Митька, потому что в оружии разбирался лучше других. Случалось, что и Валька командовала, потому что девчонка, а с девчонками спорить бесполезно.
– Давайте о делах говорить, – сердито предложил Митька.
– Не все еще пришли. Вовки нет, – сказал Виталька.
– Да ну его! Всегда опаздывает… А, вот он!
На лесенке застучали подошвы, зашатался пол, и в дверном проеме «шатра» возник Вовка.
– Хорош, – сказала Валентина.
– Каррамба! – сказал Цыпа (он считал себя похожим на испанца, хотя в самом деле походил на черную курицу).
Вовка был достоин таких возгласов. Запыленный он был и встрепанный, рубашка выбилась из штанов, которые держались на одной лямке (вторая, оборванная, была запихана в карман), в курчавой голове торчала солома.
– Мировецкий вид, – сказал Серёга. – Волки за тобой гнались?
– Корова… – выдохнул Вовка.
– Корова гналась?
– Корова здесь будет жить, – отчаянным шепотом сообщил Вовка. – Ясно вам? Сидите тут, заседаете… Жада корову купил. Будет жить внизу, рядом с Василисиным курятником. А здесь, наверху, – сеновал.
