– Классный специалист, ничего не скажешь. Если кто-то не вышел – сам лежит весь день под машиной. Но такую сволочь, надо еще поискать. Он уволил меня за то, что я сломался обычный ключ. Я ему поверил, даже взял кредит. А теперь живу на улице. Даже жену не смог прокормить, тот кредит же и задушил. Все меня бросили. Убил бы гада.
– Хуже чем он просто быть нельзя. Когда он уезжал, все вздыхали и работали как люди. А при нем – как рогатый скот, если не хуже. Да, я работаю у него и сейчас, а что делать. В больнице? Хоть бы его оттуда не выписали. Все это время без него – просто рай. А бухгалтер выдает зарплату своевременно.
– Встречу – убью. Прямо на улице. В больнице? Что бы его там и похоронили.
– У меня жена рожала, в муках, даже позвонили из больницы. Уволил за то, что отлучился буквально на час. Показал ему все бумаги. Он не глядя, бросил их в мусорку. Таким как он нельзя давать рождаться: или аборт, или выкидыш.
Можно было не продолжать. Так пролетело два месяца и оставалось всего несколько пленок. Я многое передумал и вспомнил за это время. Даже, как выглядит моя мастерская. И кто сейчас должен бы в ней остаться. С домом пришлось труднее. Вспомнил его только из-за жены и сына. Вспоминая их, ловил уже и детали дома. Громадный, красивый, и пустой. Оставались женщины, которые приходили к нему убирать, и пара соседей.
Чем хуже мне становилось от услышанного, тем чутче, отзывчивей и добрее становились душа и сердце. Мозг просто работал, но дело свое выполнял хорошо. Вспоминалось уже быстро и много.
Мы сблизились с Лизой. Душами, конечно. Я уже просто не представлял свою жизнь без нее. На мне остался последний гипс, на последней оперированной ноге. Лиза помогала мне разминаться, ведь я уже ходит по палате, правда с костылем.
Однажды я спросил ее, кто мог позвонить тогда и опознать меня? Ведь одна такая душа все-таки оказалась.
– Джон, ты – молодец, я даже забыла об этом. Подумай, среди прослушанных пленок ты не находишь кандидата? Постарайся просто почувствовать.
– А что тут думать. Ты же сама все слышала. Остались только последние пленки, может на них?
За неделю мы дослушали все. До последней.
– Можете посмотреть, у меня прекрасные рекомендации. Он обругал меня, как последнюю посудомойку, вышедшую в первый день на работу. Не важно, что я старше его. Никогда его не забуду. Встречу – даже специально отвернусь. В больнице? Так ему и надо.
– Вы называете его моим соседом? Эту мерзость и тварь? Да, физически его дом граничит с моим. Спасибо ему, что я уже много лет не могу продать дом. Зачем? Чтобы свалить подальше от этой гадюки. Но все покупатели сразу разнюхивают о нем, весь район его ненавидит. В больнице? Боже, если ты есть, пусть он сдохнет там же! Я и дом, тогда не буду продавать.
Кассеты кончились. Загадочная душа так и осталась загадкой. А до моей выписки оставалась неделя. Мои мысли уже переключились на то, что я буду делать, как только выйду. Однажды, я впервые застал Лизу в слезах. Я проснулся утром, а она сидела рядом и плакала.
– Джон, – сказала она, – пообещай мне, что позволишь мне быть с тобой, когда тебя выпишут. – Слезы катились градом.
– Милая, конечно, разве мы не договорились? Заранее прошу твоего прощения, но я даже могу предложить тебе жить в моем доме. Кстати, ты еще хочешь продолжать вторую, мою самую загадочную часть? Ту, что на том свете. – Но почему ты плачешь? – У меня сжалось сердце.
