Я стер с лица улыбку и важно направился внутрь храма, но тут неподалеку заметил наших старых знакомых, русских: толстяка из магазина жемчужных изделий и его жену. Старики-служители бегали вокруг них, бойко переговариваясь между собой: их проблема, как было видно со стороны, состояла в том, что им не удавалось подобрать саронгу, подходящую к габаритам этого посетителя. Перепробовав несколько тряпок, они не нашли ни одной, достаточной, чтобы должным образом обернуть толстяка, а без саронги он рисковал не попасть в святое место.
Посовещавшись, балийцы, наконец, нашли выход из положения. Они связали две саронги между собой и уже этой связкой обернули растолстевшего за годы «перестройки» «нового русского». С двумя узлами (спереди и сзади) толстяк стоял перед Божьим храмом, положив руки на живот, как на подушку. Группа несдержанных европейцев, высыпавшая из подкатившего туристического автобуса, при виде этого зрелища разразилась громким хохотом. Сами же творцы смехотворного костюма, балийцы, скрючившись от смеха, скромно отвернулись. Стас тоже поддался общему настроению.
Бедняге толстяку ничего не оставалось делать, как улыбаться. Не бросаться же ему было на смеющихся, чтобы заткнулись. Его жена, разряжая сцену, подхватила его под руку и потащила вглубь храма. В ушах этой женщины блестели золотые серёжки с чёрными жемчугами, те самые, которые она при нас требовала у мужа в магазине.
Стоило парочке скрыться, мы вспомнили, зачем мы приехали, и принялись осматривать древние сооружения. Балийцы считают, что когда человек входит в храм, он как бы возвращается в свой истинный дом, куда стремится его душа. Из мира испытаний как бы возвращается домой.
Средний двор храма посвящен духам предков. Предки – это не только бабушка и дедушка, а все людские реинкарнации, закончившие цикл воплощений и ставших частью вселенского Бога. Именно этой своей частью Бог обращен к людям.
Алтарная часть храма включает несколько пагод. По сути, это весь внутренний двор. Туда допускаются только балийцы-индуисты во время храмовых церемоний.
Все храмы поддерживаются находящимися вокруг них общинами. Речь идет о больших храмах или храмах, относящихся ко всей деревне, к одной или нескольким общинам. Есть еще и домашние храмы, которые поддерживаются на средства семьи.
Мы вошли в большой храм. Казалось, над всей его территорией безраздельно властвовали обезьяны. Они приставали к туристам, выделывали акробатические номера на деревьях, просто сидели кучками на камнях и грелись на солнце. «Будь осторожен, – сказал я себе, приготавливая бананы. – Перед тобой – дикие животные, могут и покусать».
Бродя по обезьяньему храму и раздавая мартышкам угощенье, я наткнулся на большой камень, на котором сидел старый больной обезьян. Его тело было покрыто розоватыми опухолями. Скорее всего, дни его были сочтены. Я с жалостью вглядывался в его грустные глаза.
– Не смотри на меня так пристально. Ты угадал, я умираю, – вдруг услышал я.
Вернее, не услышал, – обезьян не говорил со мной человеческим языком, – а понял, уловил его мысль. Для того, чтобы услышать животное, мне не требовались уши.
– Как? – оторопел я. – Ты можешь мыслить?
– А что в этом удивительного? – пронеслось в ответ в моем мозгу. – Один из ваших сказал: я мыслю, значит, существую. Но ведь верно и обратное: я существую, значит, мыслю.
После этих слов мне стало не по себе, и я серьёзно забеспокоился, не перегрелся ли я под экваториальным солнцем. Со мной, как ни в чём не бывало, разговаривала макака. И не просто разговаривала, а философствовала!
