Чтобы хоть как-нибудь угодить моей мучительнице, я даже записалась на ее дополнительные занятия, несмотря на то, что терпеть не могла ее предмет. Аня ходила на них вместе со мной, не испытывая при этом ни малейшей нужды в натаскивании своих математических знаний. На этих занятиях я сидела, широко раскрыв глаза, умно кивала в такт объяснениям головой и все время повторяла: «Да, да, Александра Павловна, вы как всегда правы!» И на мое удивление лед тронулся. Я заработала свою первую «пятерку» по предмету, который давался мне непосильным трудом. Я еще не знала, что именно с этой злосчастной оценки начнется он – мой постоянный нескончаемый ад, в котором Аня уже давно горела, но я еще не знала об этом.
Лишь однажды отведав сладость победы, великолепие этого ощущения не покидало меня больше никогда. Я поняла, на что именно променяла свое детство Аня, я поняла смысл ее жизни. Я словно заглянула в глубину ее души, которая жаждала обладать чем-то далеким и недосягаемым; добиваться того, про что другие даже не мыслят; соревноваться, стремиться быть лучшей всегда и во всем; побеждать, пусть даже пальцы в кровь, пусть расшибиться на смерть, но все равно получить свое, особенно, когда в тебя никто не верит. А когда все поверят в твою исключительность – начнется круг первый, в котором придется соревноваться с самим собой и ни разу не проиграть, чтобы оправдать свой титул, чтобы корона в виде безупречного звания самого отличного человека в школе не слетела с твоей умной гордой головы.
Я стала работать еще больше. Если я писала диктант, то обязательно каллиграфическим почерком, если я готовилась к алгебре, то мой ответ у доски носил маниакальное тяготения к блестящим выступлениям Нобелевских лауреатов. Мне нравилось, когда в начале первого ночи мама отнимала учебники и заставляла лечь спать. В этот была сладость и горечь одновременно. Утром я шла в школу с синяками под глазами, но это не мешало мне чувствовать себя замечательно, ибо я знала, что моя подруга придет в школу с таким же уставшим видом, как и я, и это нисколько не повредит процессу освоения новых знаний. Тогда мне казалось, что потенциалы моего мозга безграничны, и чем больше заниматься я буду, тем больше тайных уголков в своей голове смогу отыскать. О, как же сильно я ошибалась! Есть вещи, которых разум никогда не может простить.
Восьмой класс я окончила с одной «четверкой» по трудам. Неумение шить ночнушки не прошло для меня даром. Все лето мне пришлось ходить следом за пожилой учительницей, чтобы та помогла исправить эту оценку. Я ее повсюду преследовала: в опустевшей школе, на улице и в магазине. Она, не выдержав напора, пошла мне навстречу и сказала, что весь девятый класс я буду посещать ее дополнительные занятия.
Перейдя в девятый, я со страхом ждала двенадцати часов дня вторника и пятницы. Я приходила на занятие, вытаскивала из пакета брюки и блузки, пошитые дома мамой, показывала своей наставнице, та рассматривала вещи и со вздохом говорила:
– Маме – «пять», тебе – «четверка»!
– Ну, как так?! – возмущалась я. – Да поймите вы, наконец, не получится из меня рукодельницы!
Но учительница была непоколебима. Полгода я ходила к ней, и когда мне нечего было достать из своего пакета, я выкладывала на стол конфеты и колбасу. Учительница протестовала и гнала меня из класса. Я настолько ей досаждала своими подарками, что она, наконец, исправила несчастную «четверку» на «пять» и попросила больше на глаза со своими пакетами не показываться. Я с радостью согласилась и с тех пор забыла о шитье на всю свою жизнь, как о самом страшном зле.
