Анахронизм - страница 39

«Вот ты и попался, дружочек, – довольно подумал он, – проговорившись, что ты заодно с тем полицейским, который упрятал меня сюда. Судя по твоему ответу, выпускать вы меня отсюда не собираетесь. По крайней мере, в самое ближайшее время. Напротив, у тебя есть конкретная задача – нарисовать мне страшный психический диагноз, который бы подтверждал мою склонность к совершению преступлений. Интересно, какой тяжести? Хоть полицейский и обещал, что не собирается делать из меня душегуба, я ему не верю. Всё это печально. Очень печально».

– Ага, то есть диагноз будет в любом случае, – задал он мгновенно следующий вопрос, не давая Таунбергу перехватить инициативу в беседе, – это лишь вопрос времени? Я вас правильно понял, Арнольд Исаакович, вы точно уверенны в том, что я психически не здоров, но не готовы сказать мне степень моего безумия?

Таунберг, перестав улыбаться, взял со стола карандаш и начал его мять в руках, обдумывая ответ на его новый вопрос. Сделав серьёзное лицо, заведующий посмотрел на него строгим внимательным взглядом и спросил:

– А как бы вы, Вячеслав Владимирович, ответили на ваш вопрос?

– На какой из двух? – спросил он, понимая, что заведующий начинает юлить, уходя от его вопроса.

– На первый, – уточнил Таунберг.

– Да всё очень просто, Арнольд Исаакович, – как можно доброжелательнее улыбнувшись, сказала он, – я, как тот сомневающийся из бородатого анекдота. Рассказать?

– Конечно, Вячеслав Владимирович, потешьте старика, – вновь заулыбавшись, сказал Таунберг, – было бы интересно послушать.

– Так вот! – начал он. – Каждый нормальный человек знает, что дважды два ровняется четырём. Шизофреник железобетонно уверен, что дважды два – это пять. А вот неврастеник согласен с большинством, что дважды два – это четыре, но постоянно сомневается, а почему не пять.

Таунберг рассмеялся, своим клокочущим голосом, более напоминающим карканье вороньих персонажей из советских мультфильмов. Он поддержал заведующего, рассмеявшись с ним за компанию. Со стороны это походило на беседу двух давних друзей, встретившихся после длительной разлуки. Но атмосфера напряжённости висела в воздухе, и он ощущал её всем телом от макушки до кончиков пальцев ног. Таунберг, отсмеявшись, приподнял очки и вытер, якобы выступившие от смеха слёзы на глазах, после чего сказал:

– Надо сказать, Вячеслав Владимирович, я очень давно работаю в сфере психиатрии, поэтому, как и любой специалист, любящий своё дело, которому я посвятил жизнь, стараюсь объять профессию с разных сторон. Юмор не исключение. Но такое слышу впервые, хотя за свою длительную практику, слышал всякое. Обязательно расскажу эту хохму коллегам.

– Ой, Арнольд Исаакович, и не говорите, – демонстративно соглашаясь с Таунбергом, сказал он, – в нашей жизни без юмора никак. А уж в вашей профессии, которая основана на работе с людьми, а это самая тяжёлая и неблагодарная работа, так и вообще без юмора можно с ума сойти.

– Тут вы правы, Вячеслав Владимирович, – согласился Таунберг, – тяжело с вами не согласиться.

– И не надо!

– И не буду!

Они вновь дружно рассмеялись.

– И всё-таки, Вячеслав Владимирович, – после небольшой паузы, вызванной смехом, сказал Таунберг, – отбросим шутки в сторону. Вы не считаете себя психом, но согласны с тем, что у вас имеются некие отклонения от нормы? Я вас правильно понял?

– Да, как и у всех, Арнольд Исаакович! – беззаботным голосом ответил он, давая понять Таунбергу, что в том, что он ему сказал пару минут назад нет ничего необычного и предосудительного. – Как и у всех! У каждого свои тараканы в голове и заскоки – это же не значит, что все кругом психи или неврастеники? Вот вам элементарный пример. Я терпеть не могу алкогольную и табачную продукцию. Мой организм очень болезненно на неё реагирует, поэтому я её практически не употребляю, в отличие от моих знакомых и друзей, для которых это в порядке вещей, как естественная нужда организма. Я для них псих, потому что не вписываюсь в их нормы поведения, а они в свою очередь психи для меня, но это не мешает нам находить точки соприкосновения при общении.