Банан стоял рядом, не вмешиваясь в спор. Боря допустил явную ошибку, это было очевидно. Он действовал стандартно, как обычный мент, наделенный властными полномочиями. И в том была его ошибка.
Банан пригляделся к мужчинам, без труда различил среди них самого старшего и более спокойного. К нему и следовало сейчас подойти.
Банан вернулся к машине, вынул из-под сиденья продолговатый предмет с головкой на конце и вернулся вразвалку к толпе нарушителей. Он смотрел поверх голов с высоты своего роста, прихлопывая «волшебной палочкой» себе о другую ладонь.
«Кто-то что-то сказал, или мне послышалось?» – исходило от его молчаливой фигуры. Руки на уровне груди. В руках внушительный болт, аккуратно обмотанный голубой изолентой. Он словно для того и подошел, чтобы головы проламывать нарушителям. Ещё раз хлопнул о ладонь страшным предметом. Взгляд побежал поверх толпы и лишь после этого уперся в глаза стержневому цыгану.
– Ты здесь за главного?
У того плечи опущены. Согласно кивает.
– Покинь территорию.
– А разве она твоя? – дрожащим голосом спросил мужик.
Но Миша Банан не ответил. Лишь утвердительно качнул головой. И снова поймал ладонью тяжелый болт с шестигранной головкой. Цыгану даже показалось, что на шляпке мелькнула засохшая кровь.
– Уходим! – гортанно крикнул цыган по-русски. – У них здесь свои правила, и мы должны подчиниться…
– Не плачь! – кричали Эллочке снизу. – Вечером мы приедем – туда выходи!.. Слышишь?! В вестибюль!.. Сама видишь – здесь нельзя!..
– Устроили цирк с огнями, – бормотал Боря, качаясь с пятки на носок.
Внеурочные посетители садились в машины. Банан стоял рядом, продолжая ласкать увесистый предмет. Наконец цыгане освободили газон.
Банан пошел следом за ними. Боря шагал позади. У будки охраны они остановились, и Миша обернулся к Галкину, сверкая глазами:
– Не так надо себя вести. Ты действуешь, как в милиции, но это неверно. Ты показал им, что сильно взволнован… Им этого только и надо. Понимаешь, к этому надо привыкнуть.
Банан не мог с научной точки зрения объяснить свое поведение, но Боря его понимал. Он лишь согласно кивал, ни слова не говоря.
Со стороны приемного покоя подошел второй охранник и встал рядом.
– Куда вы смотрите? Вас для чего поставили? – начал Борис. – У вас цыгане по больнице на машинах ездят, а вам хоть бы что. Увидит Непрокин – сами будете объяснять!
Охранник молчал.
– Куда ты ходил?
– В туалет, – последовал ответ. – У нас же ни руки помыть, ни сходить…
– Особенно ночью, – подтвердил второй охранник. – Все кусты кругом обоссали…
– Именно, – поддержал первый. – Ведь здание на ночь закрывают…
Боря осклабился, услышав про кусты. Повёл взглядом по зарослям, уставился в сосны за больничным городком, и снова продолжил:
– Вы кончайте мне тут. Фёдор Ильич нам не зря доверяет – так что давайте. Поглядывайте тут без эксцессов…
Охранники отвернули глаза. Хорошо рассуждать, когда ты приехал и тут же уехал. Но когда ты торчишь в раскаленной от солнца стальной кибитке, тебе становится не до смеха.
Борис опять вошел в будку, огляделся.
– Прибрались маленько? – спросил.
Охранники в голос стали опять жаловаться. И кнопка шлагбаума у них тугая, и тумбочки у них нет, и плитка электрическая не работает, так что не служба, а совершенное испытание.
– Это мы щас… Посмотрим… Кнопка, говорите, тугая?
Боря присел к столу и с размаху ткнул пальцем в кнопку примитивного устройства. Но шлагбаум остался на месте.
