– У него-то, кто?
– Индеец. И как Трейси стреляет, так Малец управляется с ножом. Тоже сам видел.
– А чем владеет индеец?
– Ножом, как все цветные, на добротном среднем уровне. Но он первый в борьбе. Силён невероятно. И ловок. Тоже невероятно.
– И тоже сам видел?
– Конечно. И Малец не приблатнённый, а опытный битый блатарь.
– Гена, откуда у тебя эта терминология?
– От наших шоферов, Шурочка. Есть там двое. С большим опытом в данной области.
Гольцев рассмеялся.
– Гена, признайся, Малец не сам пришёл.
– Да. Его пригласили по моей просьбе. Он купился. Они поиграли, понаблюдали и поделились со мной результатами. Сколько лет мы ему определили? Двадцать? А они говорят, что у парня тюремный стаж под десятку.
– Это невозможно!
– Если он из уголовной среды… – задумчиво сказала Шурочка.
– Да, этот вариант я не учёл, – кивнул Золотарёв. – Но совсем интересно получается.
– Да, – надо заканчивать. – Возвращаясь к Бредли… Здесь сказать о человеке, что он игрок… это не компрометация, а констатация факта, причём обыденного. Даже не особая примета, а так… цвет волос, не больше.
– Вся схема к чертям собачьим, – подвёл итог Спиноза.
– И ещё вопрос кто кого и куда втягивает, – усмехнулся Новиков. – Гена, что у тебя ещё есть?
– Ещё? Ну, это надо рассказывать про олимпиаду.
– А это разговор долгий, – кивнул Гольцев. – И остаётся вопрос, с которого ты начал, Гена. Зачем они нам? Так?
– Да.
– О себе. Я хочу раскопать убийство Ротбуса. Так нагло у меня из-под носа в первый раз увели. Сделано, а не уцепишь. Конечно, то, что мы знаем о Ротбусе… так за его убийство надо орден давать. И ещё. Желавших ему смерти – навалом, а никто не мог, Спиноза, помнишь, проходило? А тут смогли. И… и просто интересно. Чую, здесь много ниточек завязано.
– Гена, твоё мнение. Индеец – спальник?
И опять не выдержал.
– Какое это имеет значение?! Их со стадами не меньше десятка пришло. Нормальные люди. Работяги все, труженики.
– И их что, не опознали?
– Какого чёрта?! Опознали, конечно. Бывший владелец Паласа хотел поправить свои дела игрой, так улепетнул, только увидев их. Все их опознали. И все, понимаете, все, от местной шпаны до почтенных леди, укрывают их от нас. Какой дурак делал перевод, хотел бы я знать. Вместо обследования поставил исследование.
– Постой, это же… ну да, analysis. Медицинский термин.
– Ну вот, и так все цветные врачей боятся, а исследование понимают здесь все опять же однозначно. Разрежут и посмотрят.
Новиков хохотал, раскачиваясь на стуле. Не сразу, но рассмеялся и Спиноза. За ним Шурочка и Гольцев, нехотя улыбнулся Золотарёв.
– Да, лопухнулись, – Гольцев, отсмеявшись, поглядел на часы. – Жаль, но про олимпиаду в другой раз.
– Да, – кивнул Новиков. – Спинозе убирать и спать, а нам в дорогу.
– А с этой четвёркой что? – спросила, разглядывая себя в зеркальце, Шурочка.
– А ничего, – пожал плечами Золотарёв. – Собираем информацию дальше. Давай, Гена, у тебя лучше всех получается. Входи в контакт, пей, играй. Я попробую пройтись по документам.
– Ты же занят лагерями. А там работы…
– Там одни бумаги, Шурочка. А работая с бумагами, можно кое-что обнаружить.
– А что, – Спиноза протирал очки, – лагерников совсем не осталось?
Золотарёв молча мотнул головой.
– Так же думали о спальниках, – Новиков уже вставал и вдруг замер на половине движения.
– Ты что? Костя!
– Что случилось?
– Слушайте, – Новиков обводил их горящими глазами. – Лагерное убийство, песни про Хаархан, свисты… Да Малец же – лагерник!
