Мой вылет через восемь часов. Два часа до аэропорта. Два часа там, и еще четыре, чтобы поспать.
Но не спится.
Как открывается коридор в новый мир – этот небесный портал, где за шесть часов можно попасть в новую жизнь, не умирая в промежутке? Что такое тибетское бардо? Я читала об этом в наших книгах. Я оставлю эти книги ему.
Он проверяет крепления на рюкзаке, упаковывает мне бутерброд в дорогу, кладёт несколько запасных кусочков сыра, аккуратно заворачивает всё в пластиковый контейнер. Он пытается шутить, а я подыгрываю его шуткам, и у нас почти получается растворить многодневное напряжение. Он уверен, что все еще вернется и будет как прежде. Он умеет молчать ради мира и гармонии.
«Остаться и передумать?» – смотрю я на него. – «Никуда не ехать? Провести две недели дома, просто отдохнуть?»
Но когда мы выходим на тающий снег, чувство дома проходит.
Я улетаю в Индию.
Это сегодня.
И это лучшее, что случится со мной.
Перемены окрыляют. Они врываются сначала в мысли, но не хватает сил. И ты бродишь с этими мыслями, перебираешь их и спишь с ними. И потом начинает приходить сила. Эта сила приходит из какой-то бесконечности. Из точки летоисчисления, из божественного.
А затем метро и гул людей. Я хочу спать и почти не чувствую тело. Так волнительно, что я как будто взлетаю вверх до начала посадки на самолет.
Каждые две – три минуты я проверяю часы.
Каждая минута – как удар, который нужно отбить.
Кажется, мне стыдно. Вот – это новое для меня чувство. Теперь я грешна, и так начинается мое падение.
Я не еду работать, не еду учиться. Меня не за что уважать.
Здесь моя самооценка рушится.
Я всегда презирала бездельников.
Я просто улетаю, убегаю от проблем.
Убегаю от всего, что знаю, где работаю, где люблю и сочиняю письма. Письма по работе, письма с регистрацией и номером на каждом. Эти письма запирают в папки. Но теперь у меня свободные мысли.
Как же будет там, без всего этого, после этого?
Белый лист, о котором пока ничего не известно.
Мы – за три часа до вылета – проверяем мой рейс у электронного табло внутри аэропорта.
Я прошу: «Скорее, скорее». – Давай просто вот так постоим еще немного, – говорит он.
Мы так и не поговорили откровенно. Ему так проще – не знать ничего.
Я опять смотрю на часы.
– Ты так остановишь время, – шутит он.
Он обнимает меня. Снег на его кожаной куртке превратился в мутную воду.
Мы идем в кафе. Еще одна чашка кофе. Он говорит о своем отце, об их новой квартире. Еще одна квартира. Но мне ничего не нужно – ни тогда, ни теперь. Мне безразлично все, что останется за полосой этого вылета.
Он шутит, что его не касается этот быт. Он пытается быть свободным, но в нашей паре свободу выбрала я. Его свобода ему просто досталась. Как этот счет за кофе – его свободу принесли ему на подносе.
Он говорит: «Еще рано, куда тебе спешить, еще почти три часа до вылета». Мы кружим новые десять минут между стойками регистрации. И вот я сдаю вещи без очереди, одна из первых.
Рейс «Москва – Дели».
Мое сердце медленно закрывается.
Желтая полоса, и дальше провожающим нельзя.
– Напиши мне, когда прилетишь… или позвони. Хорошо?
Лишь бы отпустил.
Он удаляется с моими сапогами в пакете. Я в красных мокасинах Adidas. Тогда еще мне нравился красный.
Когда он спускается по эскалатору, я думаю о себе, про себя:
«Я заплачу за твою боль, но не сегодня. Сегодня я счастлива».
Теперь я одна.
Теперь печати в паспорте.
