Вся беда человека в том, что «в конечности человека заключается единственный источник всех его страданий, всего претерпеваемого им. Всё конечное, как конечное, предполагает своё другое, ограничивающее его, и имеет его в себе как свою границу. Всё конечное, как неистинное и как имеющее своё другое в себе, изменяется и проходит. Но всё ли конечное чувствует свою ограниченность и способно к страданию? Нет, чувствовать свою ограниченность и страдать может только то, что по себе, в возможности, уже возвышенно над своей ограниченностью и что поэтому есть внутреннее противоречие, стремящееся к разрешению»32.
Бакунин цитирует далее рассуждение Гегеля о том, что чувство недостатка и страдание есть высокое преимущество живой, органической природы. Но животное достигает только преходящего удовлетворения.
Человек, продолжал Бакунин, как естественный и единичный организм, подвержен той же участи: «Он также чувствует нужду, как и животное, но, как заключающее в себе действительную возможность тотальности всеобщего, как способное к самосознанию и к неограниченной свободе в нём, человек способен к сильнейшему страданию, чем животное»33.
Бакунин делал вывод: «Таким образом мы узнали как результат всего феноменологического процесса, что каждый единичный дух заключает в себе всю бесконечную всеобщность истины, но, с другой стороны, мы видели, что единичный дух есть в то же самое время и единичный организм, конечный индивид, который, как и всё конечное, подвержен неизбежному рабству, разрушению и смерти; мы видели, что эта конечность есть источник страдания – страдания, которое явилось нам как необходимое условие развития и освобождения»34.
Самосознание в конечном счёте является основой свободы и истины. Ход рассуждений Бакунина таков: «Самосознание есть беспрерывно возобновляющаяся деятельность интеллектуального себя – созерцания, сопровождающая все представления субъекта и остающаяся тождественной во всех изменениях, происходящих с ним». Отвлечённое самосознание, взятое отдельно от конкретной индивидуальности, служащей ему основанием, не есть единичное, но всеобщее я. «Я различаюсь, – писал Бакунин, – от другого моей индивидуальностью, моим организмом, моим развитием и т. д. Но как отвлечённое самосознание, как я-я, я не различен от других, и это безразличие есть главная основа единства, тождества людей между собою и всех духовных организмов – государства, искусства, религии, науки, в которых осуществляется жизнь всеобщего духа. Вследствие этого отвлечённое самосознание есть бесконечная всеобщность и, как всеобщее и не имеющее другого предмета, кроме самого себя, бесконечная свобода и истина»35.
Но отвлечённое самосознание есть только отвлечённая свобода. Как всеобщее это самосознание есть бесконечная истина, в которой улетучилось всё единичное и внешнее. Но как отвлечённое оно не более как неопределённая, а потому и пустая всеобщность – всеобщность, ещё не произведшая из себя своего конкретного содержания: я-я, безразличное различение себя. Для того, чтобы стать для себя предметом, я должно различить себя, раздвоиться на сознающее и сознаваемое. Но в этом различении себя от себя сознающее и сознаваемое я ничем друг от друга не различны, совершенно одинаковы. Поэтому отвлечённое Самосознание есть отвлечённая всеобщность, отвлечённое тождество с собою. Но всякое конкретное содержание предполагает действительное различение, действительную определённость и отвлечённое Самосознание поэтому не имеет ещё никакого содержания.
