– Ты будешь моей собственной. Теперь ты будешь принадлежать только мне, больше никому. Твое тело и твоя душа – все принадлежит только мне, верно?
– Да, господин, – вдруг неожиданно для самой себя произнесла она.
К своему удивлению она обнаружила, что в этот раз эти слова нисколько не противоречили ее внутреннему ощущению, и говоря их, она впервые не чувствовала никакого внутреннего конфликта. Демон продолжал осыпать ее грудь, шею и подбородок нежными поцелуями, иногда мягко сжимая ее кожу между своих губ и слегка посасывая ее.
– Ты уже давно моя, не так ли? – шептал он. – Твоя нежная кожа, твое прекрасное тело… это всё мое, только мое… Ты понимаешь?
– Да, господин, – снова прошептала она, прикрыв глаза от нахлынувшего трепета.
“Что со мной происходит? – недоумевала Анариэль. – Он меня околдовал?”. Было что-то невыразимо манящее во всём, что он делал. Давящая тревога, которая сковывала ее душу столь долгое время, вдруг стала растворяться под воздействием той нежности и ласки, которыми были полны все его движения и слова. В какое-то мгновение ей захотелось всегда слушать этот вкрадчивый шепот и полностью довериться ему, и навсегда остаться здесь, в полутьме этого зала, где нет ни ужаса войны, ни страха, ни тревоги. Может ли она позволить себе отдаться этому нахлынувшему чувству? Что ей уже терять? Разве отправившие ее сюда не завещали ей угождать ему? И разве может она угодить ему, испытывая отвращение к нему? Нет. Так почему бы…
Сама не понимая, что делает, Анариэль повернула к нему своё лицо, и ее губы сами собой приоткрылись, но когда они оказались в доле мгновения от его губ, он чуть отстранился, удовлетворенно смотря на нее сверху вниз, а на его губах заиграла довольная улыбка. Анариэль смущенно опустила взгляд.
– Ты должна принадлежать мне полностью, понимаешь, девочка?
– Да, господин, – тихо прошептали губы девочки.
Демон тихо рассмеялся, снова опустил к ней свое лицо и стал медленно прикасаться нежными губами к ее лбу, маленькому носику и алым щечкам. Одной рукой он продолжал трогать под трусиками ее нежные губки, покрытые пушком первых волосиков, и погружаясь пальцем внутрь.
– Ты была создана для меня, только для меня. О да, девочка, ты моя с рождения, и будешь принадлежать только мне, – продолжал шептать он. – Ты такая нежная и прекрасная… И такая влажная уже…
Он погрузил внутрь еще один палец, аккуратно растягивая нежные стеночки.
– Ах…, – с губ Анариэль сорвался сладостный стон.
– Ты такая узенькая… Такая влажная, такая нежная…
Он шептал у самого краешка ее губ, и лицо девушки вдруг само собой повернулось к его губам. “Что я делаю?”, – проносились в ее в голове недоумевающие мысли, которые тут же уносила прочь томная нега, в которую она медленно погружалась, словно в сладкий сон. Он задержал над ней свое лицо, взял ее за подбородок, мягко приподнял его и, чуть ухмыльнувшись, спросил:
– Уже хочешь меня?
Анариэль не понимала, что с ней происходит. Она чувствовала совершенно новое и необъяснимое для себя чувство. Внизу живота, внутри, прямо там, в глубине своего сокровенного места она ощущала как будто жар, который волнами разливался по всему ее телу и дарил неведомое до это чувство невыразимо приятной истомы. Она тяжело дышала, грудь вздымалась, ей стало жарко, волосы ее растрепались, щеки раскраснелись, ладошки намокли, ноги сами собой раздвинулись чуточку шире, сознание затуманилось, а в ее прикрытых глазах читалась мольба, которая вырвалась в виде стона:
