– Так что там у тебя не ладится с разъёмом? – напомнил ему Володя, – я ведь в юности был радиолюбителем, может, что посоветую.
Они уже перешли на «ты». Правда, когда, Константинов уже не помнил.
– Да ты понимаешь, ерунда полная. Всё сконструировали по техническому заданию, а один разъём монтажники подключить никак не могут. Руки у них, видишь ли, не залазят под блок.
– Ну-ка, Юра, давай поподробнее.
Константинов взял лист бумаги с тумбочки и начал рисовать схему изделия и их системы, пытаясь объяснить, плохо разбирающемуся в технике, Володе. Он всё пытался рассказать доходчивее, но ничего не получалось. Мысли все путались, неслись вскачь. Константинов всё рисовал и рисовал, уже не один лист бумаги валялся на полу комнаты. А Володя всё подливал ему водку. Она была в самом деле отличная, с приятным ароматом, но Константинов уже ничего не ощущал. Он всё рассказывал и рассказывал: об институте, об их лаборатории, о том, какой замечательный был руководитель Леонид Парфёнович и как тяжело работать с Анатолием Васильевичем. О том, какие великие учёные работают в институте. В конце концов речь Константинова стала совершенно несвязанной, он уронил голову на стол и провалился в небытие.
Сколько прошло времени он не знал. Голова раскалывалась. С трудом открыв глаза, Константинов увидел яркий свет за окном. Он был в своём номере, на своей кровати. «Как я сюда попал?» – Константинов пытался вспомнить, но ничего не получалось. Кое-как поднявшись, он подошел к окну. День был в разгаре. Люди не спеша шли по своим делам. Росшие у гостиницы берёзы в лучах солнца казались золотистыми. Он вновь попытался вспомнить, что было вчера вечером, и никак не мог. Помнил, как разгорячённый спиртным пытался что-то рассказать корреспонденту. Постепенно он начал вспоминать, как рисовал схемы на бумаге, как рассказывал про изделие. Его прошиб холодный пот и руки мелко задрожали. Он понимал, что наговорил очень много лишнего. «Нужно срочно подняться в номер к Владимиру Петровичу и забрать все исписанные листы, извиниться и попросить никому ничего не рассказывать», – это была его единственная мысль, когда он спешно умывался. Одевшись, Константинов поднялся на этаж, где был номер Владимира Петровича. На стук в дверь никто не отозвался. Тогда он застучал ещё настойчивее, но никто не открывал. Константинов спустился на первый этаж в регистратуру. Там ему сказали, что постоялец ночью вызвал такси и уехал.
– Куда?
– Ничего не сказал.
У Константинова перехватило дыхание и задрожали ноги.
– Там в номере должны были остаться бумаги с рисунками, Вы не видели? – со слабой надеждой в голосе тихо спросил у дежурной.
– Ничего не было. Я сама заходила принимать номер. Всё было чисто, вещи все на месте.
– Какие вещи? – не понял Константинов.
– Гостиничные, какие же ещё. Полотенца, постель.
– Спасибо, извините, – Константинов не спеша побрёл на свой этаж.
«Ну я и влип», – подумал он. Голова болела нешуточно, и он нашёл в своём портфеле пакетик с лекарствами. Брать с собой в командировку лекарства его приучила Людмила, когда они ещё жили вместе. Выпил таблетку от головы и прилёг на кровать. Мысли метались как шальные. Он представлял, что будет, когда об этом узнают в Первом отделе института. Это грозило увольнением с «волчьим билетом». Голова никак не проходила, и он решил сходить пообедать и выпить немного водки. О работе сегодня даже не думалось, хотя дело было срочное. В ресторане он немного успокоился – будь что будет. Но на работу не пойдёт, нужно отлежаться. Что-то финская водка ему не пошла.
