– Скорую надо, врача! – кричала она.
– Он мёртв, – ответил я, – ничего не поможет. Он мёртв.
Достал телефон. Позвонил в полицию. Продиктовал адрес.
Пока я звонил, Оля выскользнула из моих объятий и подползла к кровати. Дотянулась до Володи, до его плеча. Вцепилась в рубашку и тихо заплакала.
Я подошёл. Дотронулся до Оли.
– Он умер быстро. Ему почти не было больно, – сказал ей.
– Ты знал. Ты же знал всё, – застонала она и, переходя на крик: – Почему ты не предупредил?! Мы бы его спасли. Я бы спасла его. Это ты во всём виноват. Сволочь!
Я перехватил её руки, сжал крепко. Оттащил от кровати. Усадил на прикроватную тумбочку.
– Я не знал, кто из вас, – сказал, глядя прямо в глаза, в бездонные, полные боли глаза, – я не знал кто. Мне не сказали. Это бывает. Люди умирают. Просто так. И я знаю, как это больно.
Ольга опять заплакала, бессильно опустив плечи. Сидела на тумбочке и плакала. А её муж лежал на кровати.
Медики и полиция приехали почти одновременно. Олю увели на кухню. Её трясло. Усатый врач посмотрел на Володю, пощупал пульс. Сказал, что они тут не нужны. Я поймал его уже в коридоре.
– Женщине успокоительного вколите, – попросил я, – 30 лет, аллергии нет. Первый месяц беременности.
Врач кивнул, зашёл на кухню. О чём-то тихо поговорил с Ольгой. Достал ампулу, шприц. Сделал укол.
Полицейский написал протокол. Дал свою визитку. Рассказал, куда звонить завтра.
Приехала труповозка. Два накачанных паренька положили Володю в мешок и понесли на выход. Оля было дёрнулась, но бессильно опустилась на стул. Лекарство начало действовать.
Я постелил Оле на диване. Перенёс её, засыпающую, на него. Выключил свет.
Всю ночь сидел и читал Прилепина. Под утро задремал. Проснулся от плача.
Ольга лежала на диване и плакала. Я подошёл.
– Мне очень жаль, – сказал, – но тебе сейчас надо встать, умыться, привести себя в порядок. У нас много дел.
– Я не хочу, – тихо ответила она, перестав плакать, – я ничего не хочу. Я хочу, чтобы он вернулся. Чтобы он снова жил.
– Оленька, милая, – я положил руку на её волосы, – он умер. А ты жива. И тебе надо похоронить мужа. Потому что ты его жена. Поэтому вставай, чисть зубы, умывайся, причёсывайся, одевайся – и на кухню. Завтрак я приготовил.
– Мне больно, – заплакала Оля, – мне очень больно. Ты же Ангел. Ты можешь вылечить эту боль? У тебя есть лекарство?
– Есть, – сказал я, – это лекарство время. Боль утихнет. Она не уйдёт насовсем, но утихнет. Я знаю. А сейчас вставай. У нас много дел.
Ольга встала. Шатаясь, скрылась в ванной. Я за это время приготовил ей овсянку и положил на стол лист бумаги и ручку.
Ольга вышла из ванной спустя 15 минут. Под глазами круги. Но причёсанная, умытая и немного накрашенная. Поела. Попили чай.
Раздался телефонный звонок. Ольга посмотрела на меня сумасшедшими глазами.
– Это его телефон. Он в пальто, в прихожей, – сказала шёпотом.
Я вышел в прихожую, достал из пальто звонивший телефон. Ответил.
– А Владимира Ивановича можно? – спросили в трубке.
– Нет, нельзя, – ответил я, – он умер.
Пауза.
– Вы не шутите? – ответили в трубке. – Он же вчера на работе был. У нас сейчас совещание.
– Это с работы, – сказал я Оле, а в трубку ответил, – перезвоните через час, пожалуйста. Лучше всего на Олин телефон.
– Да, да, – ответили в трубке, – а вы кто? И что случилось?
– Я друг семьи, – ответил я, – а случилась тромбоэмболия легочной артерии.
На другом конце провода ойкнули и повесили трубку.
