- Диабета не боитесь?
Вот!
Именно этого я ждал!
17. Глава 16
Поднимаю глаза на неё, улыбаясь иронично.
Что? Все-таки вырвалась на волю, птичка-невеличка сахарная? Все-таки включила свою гордячку дикую, которая меня в тот раз так завела?
- Сладкое, которое я люблю, Энджи, - специально делаю паузу, и выделяю имя, которое, к слову, мне совсем не нравится, не люблю эти англицизмы, ей больше подошло бы Лика, но раз она против… пусть будет Энджи, или… Ангел? Ангел еще лучше! – Так вот, Энджи, сладкое, которое я люблю не грозит мне диабетом. Но если я это сладкое не получаю, то…
Девчонка резко вскакивает с места.
- Извините, я не могу… не буду у вас работать. Это какая-то ошибка, что я вообще сюда попала, и…
- Сядь! Шуток не понимаешь?
- Не понимаю. Не надо со мной шутить вот так. Уже… уже пошутили один раз…
Закусывает губу, и глаза опять на мокром месте.
Чёрт, кажется у меня какой-то особенный дар, выводить малышку из равновесия. И что я прицепился с десертом?
Да, я люблю сладкое. Очень. Всякое сладкое.
И торт «Наполеон», и эклеры, и меренговый рулет, и пирожки с вишней. И другие пирожки…
Пирожочки сладкие, которые вот у таких девчоночек есть, и которые я уже раз опробовал.
Да так, что с тех пор только она в башке и засела. Сидит – не вытравишь.
И запах этот её, нежный, кремовый, еще не женский, не острый, а невинный совсем. И мягкость кожи…
***
Оставляю её в ванной, а сам иду в сторону кухни, чай заварить по новой, первая порция уже остыла.
Руки трясутся и сам весь в напряжении.
Несмотря на то, что кончил на неё, вылизывая, все равно член колом, и желания ни на йоту меньше не стало.
Хочу. До одури!
Но нельзя.
То, что нельзя – понимаю отчетливо.
Это будет насилие. Сама она вот так не дастся… Не получилось у меня ее расслабить, раскрепостить. Никак.
Неужели настолько в голову вбила, что у неё жених и свадьба? Или любит так этого утырка Лютого?
Закрываю глаза – а передо мной она, разложенная на покрывале, ноги длиннющие раскинуты, и там, между ними, цветочек, блядь, аленький…
Сладкий, как шербет!
И я пью этот шербет, вылизываю, думая только о том, как мне кайфово.
Не вдупляя, что девчонке подо мной совсем не «айс» эти мои экзерсисы.
Да, кому я вру-то? Все я вдуплял. Видел, что ей отвратительно всё, что делаю. И не остановился.
Гондон я, вот что. Но… что сделано, то сделано.
Теперь нужно как-то все исправлять. Сначала разузнать все о ней, о Лютом, потом… Потом придумаю.
Пока занят своими мыслями – чайник закипает. Бросаю в чашку пакетик, завариваю.
Иду к ванной. Вроде и не надо мне туда заходить, сама вылезет. Но ноги несут.
Открываю дверь, и вижу ее, только голову и коленочки, все остальное пеной укрыто.
Эта картина такая… милая, нежная… Чёрт, я бы хотел вот так вот после работы или боев приходить домой, и чтобы меня ждала вот эта вот лапушка, в пене мыльной, разогретая, расслабленная, готовая…
Она поворачивает голову, вскрикивает, пугаясь.
- Да не бойся ты, как дикая… Я пришел помочь тебе выйти.
- Я… сама, не нужно…
- Сама… сама ты рухнешь, еще покалечишься, на ногах же не стоишь, я вижу.
- Стою. Все нормально.
- Нормально. Поднимайся тогда.
- Нет, выйдите… пожалуйста. Я вас очень прошу!
Сжимаю челюсти. Ну хоть раз надо подчиниться что ли? Просит же?
Поворачиваюсь, делаю шаг за дверь, прикрываю. И почти сразу срываюсь обратно, услышав плеск воды и ее тоненький писк.
Твою ж мать!
Упала! Говорил же!
