Ангел Кумус - страница 45
– Почему она не смотрит в окно? – спрашиваю я, обходя крошечный закрытый с четырех сторон двор с причудливо вырезанным вверху кусочком неба. – Она никогда не смотрит в окно. – Каким образом она здесь оказалась? – Она спасла Макса, он ловил крысу, упал в воду, она его вытащила. Ты же знаешь, тонуть – это очень страшно. Она спасла меня, когда мне было пять лет, потом тебя, когда тебе было восемь, потом Тэссу. Она все время кого-нибудь спасает в воде. Я в детстве боялся с ней купаться, боялся, что все рядом начнут тонуть, пойдем на канал, я покажу, где это было, – Жека тащит меня за руку, я сопротивляюсь. Пойдем, она не выйдет и не посмотрит в окно, я просидел здесь почти месяц, бесполезно.
Распахнутое небо, первая яркая трава, я вспоминаю напряженное лицо Ирки, как это было со мной, когда она склоняется, набирая воздух, чтобы выдохнуть его в чужой рот, я вижу, как навстречу ей открываются глаза, полные отсутствия жизни, и высасывают разум. Отсутствие жизни – подчинение смерти – достаточно? Что она увидела? Что поняла? Чтобы пойти за невероятно толстым существом, раскачивающимся из стороны в сторону, словно каждый шаг приходилось отвоевывать у засасывающей земли? Как она говорила в детстве?… «Я всех буду спасать, потому что, вдруг это окажется заблудившийся Боженька» И вот Макс берет ее невесомо и перекидывает через плечо, унося добычей. Ирка пришла в себя через день на матраце в комнате Макса, а выздоровела так, чтобы вставать, через неделю. Она опомнилась как раз тогда, когда родители, связав воющего Макса, хотели вынести ее из его комнаты. – Мне хорошо, – сказала Ирка, – мне здесь хорошо. У вас есть раскладушка? Отец Макса сплевывает и уходит из комнаты, мать плачет. Потом все затихает, раскладушку ей не принесли, она разложила поролон, и Макс стал спать рядом, блаженно улыбаясь и трогая иногда ночью ее волосы и лоб осторожной рукой. Еду свою он теперь приносил в комнату. Сначала Ирка не хотела есть и не спала по ночам. Потом она почувствовала голод, руками быстро выбирала из тарелки, что получше, остальное отдавала. Макс как-то попробовал протестовать, но она замахнулась и зарычала, показывая зубы, Макс заплакал тонко и больше не перечил. Когда Ирка встала, она съездила в общежитие, забрала свои вещи и отвезла их на Исаакиевскую площадь в ломбард. От слабости ее пошатывало, была длинная очередь, но к вечеру она избавилась почти от всех своих вещей, оставив только те, которые не взяли по причине изношенности.
Добрела до Дворцовой площади, села на скамейку, пересчитала деньги. И поехала к Максу.
– По вечерам они с Максом тут гуляют, я их часто вижу. Вон там больше всего крысиных нор над водой, там Макс стоит подолгу и притопывает, в этом месте на канале гуляют только они и некоторые собачники. Каждую субботу Ирка моет Макса в ванной, напуская туда много пены и следя, чтобы он не опускался под воду с головой. Мыться Макс не любил, чтобы добиться своего, она иногда рычала, обнажая зубы, и выражение тихого восторга на его лице сменялось маской ужаса. Он ее боялся. Она подарила ему черепаху. Большую, флегматичную и невозмутимую черепаху. От черепахи Макс впадает в тихий восторг. Сдерживая дыхание и опустив голову до соприкосновения щеки с полом, он смотрит, как черепаха отсчитывает время равномерными движениями когтистых лап. Еще Ирка вырезает из плотной бумаги фигурки, делит их пополам. Макс идет на улицу, а она остается в комнате, я вижу из-за угла, как они играют на оконном стекле, передвигая фигурки с разных сторон стекла. Ирка стала писать стихи и даже говорить их вслух, но Максим тогда начинал волноваться и что-то бормотать, приходилось прикрикнуть на него и читать про себя. За это время она ничего, кроме афиш на улицах, не читала. Вспоминала любимые книги, но сердце ее тогда ожесточалось и вздрагивало. Они ее убьют. – Родители? – Да, я боюсь, что они ее убьют, потому что Максу теперь очень хочется жить. – Слышишь?! – кричу я, зажимая уши, – ты слышишь, как бьются бутылки Лоры о забор?