Спустя неделю к занятиям дзю-дзюцу я прибавил стрельбу. Мне удалось договориться с инструктором за три рубля в месяц приходить дважды в неделю, но при этом было выставлено условие, что оружие и патроны у меня будут свои. Выправить разрешение на ношение оружия, как бывшему офицеру, оказалось несложным делом. По совету Степана Петровича Плавунца (так звали инструктора) я пока остановился на нагане. Конечно, мне хотелось стрелять из парабеллума или маузера, но стоило полистать оружейные каталоги и узнать их цену, как мысль сразу исчезла, и я остановился на предложении Плавунца – офицерском револьвере системы Нагана с сотней патронов за восемь рублей. Несмотря на то, что револьвер был не новый, я был рад и такому оружию, потому что даже такая сумма пробивала в моем бюджете немалую брешь. Дело в том, что выписавшись из больницы, я пожил несколько дней в гостинице и снял комнату в доме, находящемся сравнительно недалеко от «Атлета». Она мне обошлась в месяц – 10 рублей 50 копеек, к тому же в стоимость входили завтрак и ужин. Потом пару раз пришлось сходить по магазинам и купить кое-что из одежды, так как у меня из приличной одежды только и было, что офицерский парадный мундир, а того, что осталось, по моим расчетам, мне должно было хватить на питание до следующей пенсии. Именно поэтому мне пришлось просить инструктора об одолжении:
– Четыре рубля отдаю прямо сейчас, а остаток – через месяц, Степан Петрович. По рукам?
Тот пару раз погладил свои пышные усы и согласился. Несмотря на свои пятьдесят лет, Плавунец был жилист, подтянут и проворен. В отличие от замкнутого на себя японца, он любил поговорить, но только на общие темы, но так ни разу и не упомянул о своем прошлом. Первое время он присматривался ко мне, но потом, видно, увидел во мне не просто любителя пострелять, а нечто большее. Именно поэтому наши занятия приняли систематический характер. Он учил меня прицельно стрелять на дистанции свыше двадцати метров. На расстоянии от десяти до двадцати метров тренировал меня навскидку и с бедра, а в стрельбе до десяти метров особенно упирал на скоротечность боя. Эта стрельба, говорил он, требует индивидуальности, интуиции и автоматизма.
– Когда в мозгу ревет сигнал тревоги, у тебя включаются наработанные рефлексы и навыки, повинуясь инстинкту самосохранения. Ты выхватываешь оружие, как тебя учили, и начинаешь стрелять, – поучал меня инструктор. – Вот только, насколько ты будешь быстр и точен, будет зависеть не только от тебя, но и от того как ты усвоил мои уроки.
В свободное время я много гулял, знакомясь с жизнью и бытом России, читал книги и статьи из газет и журналов. Один раз, чисто из любопытства, зашел в синематограф, но уже через десять минут ушел. Дважды ходил в театр. Так я проводил время с понедельника по субботу, только воскресенье было отдано полностью сестре.
Сегодня была среда и после тренировки я, как обычно, зашел в трактир, где имел привычку обедать. Зал был уже наполовину заполнен мелкими купчиками и лавочниками, которые, хлебая горячие щи, обсуждали свои дела. Сев за ближайший пустой стол, стоящий недалеко от входа, я заказал подлетевшему половому холодной свинины с хреном, щей и кваса. Уже через минуту кувшин стоял у меня на столе, а я, откинувшись на стуле в ожидании еды, стал прихлебывать из кружки шипучий напиток. Неожиданно мое ухо уловило обрывок разговора из-за соседнего стола:
