Она положила телефон в сумочку и, как всегда, оставив на блюдце два евро, вышла на улицу.
Межглавие
Князь Владимир сидел в княжьих палатах, и его белые одежды, вышитые серебром, были под стать седине его бороды. Словно бы время вышило свой узор и на кудрявой голове князя.
Он был слеп.
Его незрячие серые глаза из-под густых бровей беспомощно двигались в глазницах. Мир потух.
Сила несдержанного слова хлестнула по нему, как оборванная тетива лука. Страх объял Романцева. Неужели этот Бог так силен?
Он трясущимися руками ощупал ручки своего резного кресла: «Кто я теперь? Откуда эта внезапная слепота?» Он попытался встать: «Кто виноват и кто поможет? Уж не предательский ли замысел? Неужели смута?»
Наконец он поднялся и на ощупь сделал шаг. Тут же чьи-то руки подхватили его.
– Готовьте к крещению, – глухо произнес князь Владимир.
Интервью № 7
Существует ли Печальник Земли Русской?
АП: Здравствуйте, дорогие телезрители! Александр Дюма как-то сказал: «История – это роман, произошедший в действительности». Давайте попробуем с вами вместе погрузиться в удивительный и неоднозначный роман русской истории. Уже не в первый раз исторические события спустя века ложатся зрелым литературным ощущением и разворачиваются широким сценическим замыслом. Так родилась в свое время трилогия Алексея Константиновича Толстого: «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис». Не случайно именно трагедией «Царь Федор Иоаннович» 14 октября 1898 года открылся в Москве Художественно-общедоступный театр, будущий МХАТ. Кстати, репетиции и первые показы проходили в подмосковном Пушкино. Главная идея этого спектакля – народ при безвольном царе. Другая же постановка, спустя век, в Московском «Театре Русской Драмы» под руководством Михаила Щепенко дала совершенно иное звучание образу Царя: перед потрясенным зрителем предстал не слабоумный государь, а святой человек, волей случая возведенный на трон. Сегодня у нас в гостях художественный руководитель Московского «Театра Русской Драмы» – Михаил Григорьевич Щепенко.
АП: Здравствуйте, Михаил Григорьевич.
МГ: Здравствуйте, Александр Павлович, здравствуйте, уважаемые телезрители.
АП: У меня к вам вопрос – почему царь Федор стал вашим любимым театральным образом? И почему вам близок такой блаженный государь?
МГ: Блаженный государь, говорите вы… Конечно. Наш театр его таким видит: не безвольный царь, а высокая душа, страждущая под бременем возложенной на нее ответственности.
АП: Но тогда это настоящая трагедия несовпадения мира «горнего» и «дольнего»?
МГ: Согласен. В нашей трактовке царь Федор все принимает на себя: и кровавое правление своего отца, Ивана Грозного, и тяжесть грядущих «смутных времен», наступление которых он предчувствует.
АП: Я знаю, что в 1997 году этот спектакль принял участие в фестивале исторических спектаклей «Голоса истории» и стал лауреатом премии Москвы в области литературы и искусства.
МГ: Все так.
АП: А в 2003 году за роль царя Федора вы получили звание лауреата в номинации «Лучшая мужская роль» на международном фестивале «Славянские театральные встречи».
МГ: Все так. От вас не спрячешься.
АП: А что прятаться? Царь Федор – это визитная карточка вашего театра. Меня другое удивляет: как вы пошли на смелый эксперимент и написали свою собственную пьесу о патриархе Гермогене?
МГ: Да, спустя почти пятнадцать лет, мы решили продлить историческую перспективу. Это будет дилогия – вторая часть к «Царю Федору Иоанновичу».
