Территория кладбища.
18:12
Дневной сторож курил на крыльце домика охраны и рассматривал подсвеченные стены отеля «Кондор», что виднелись среди голых стволов деревьев и над ними. Он помнил время, когда нового здания еще не было, и вывеска «Кондор» не виднелась из любого места городка, а тем более с противоположной стороны реки. В те времена, даже не подростком, а совсем еще юнцом он посещал это здание. Если память не подводила, то произошло это на уроке истории, где эмоциональный учитель рассказывал, как «помещик, не щадя своих крепостных крестьян, сдирая с них по три шкуры, отстраивал себе этот дом». Слова учителя тогда возымели действие на детские легко восприимчивые головы. Он даже начал ненавидеть всех помещиков. Это все происходило давно, когда здание было в руках партии коммунистов. Но сейчас оно снова было приведено в порядок. Представало перед горожанами во всей своей красоте, только владел им снова один человек. Когда история снова развернулась другим боком, тот юнец, разменявший шестой десяток больше не воспринимал это как ненависть. Везение, предусмотрительность, немного наглости и риска. Предприимчивость. И стартовый капитал. Или связи, дающие возможности. Как бы оно ни попало в руки нынешнего владельца, он сумел заставить его засиять. Отели были украшением «Стародворского». Отреставрированный конструктивизм и рационализм, отраженный в старом здании и техномодернизм, которым были избалованы фасады нового отеля, передавали атмосферы эпох.
С того момента, когда учитель посадил зерно ненависти к буржуазии в целом, дневной смотритель кладбища больше не посещал здание отеля. Так уж сложилось, что сначала для этого не было необходимости, потом желания и времени, а теперь кто его туда вообще пустит. Да и не нужно оно было.
До момента сдачи дежурства оставалось почти два часа. Горыныч никогда не опаздывал, но и припомнить дни его раннего прихода, сторож тоже не смог. Оставался еще один обход, который он должен был совершить по графику. Строгое время не было определено. Каждые два часа. По желанию или при посторонних шумах вне графика. Книга, что он взял на дежурство, чтобы убить время, оказалась нисколько не интересной. Даже узнать «кто в итоге убийца» не было никакого желания. Решение пройтись сформировалось само собой.
Провожая взглядом портреты на могилах, смотритель кладбища уже не раз задавался вопросом: «Что будет, когда он покинет этот мир, или как он это называл, уйдет в вечность?» Он не раз представлял этот момент. Представлял себя, лежащим на смертном одре, но не так прямо, а образно. То есть представлял момент, когда сам будет понимать, что этот последние секунды его жизни. Что будет чувствовать? Обиду или спокойствие? Жалость к себе или ожидание встречи с новым миром? Снова размышляя над этим, ему почему-то вспомнился пес Горыныча. Тот был совсем плох и, когда у дальней ограды появилась перекопанная земля, не осталось сомнений, что в итоге собака все же отдала концы, и Горыныч, будучи очень привязанным к нему, закопал тут же. Понятно, что никакого согласия на это он не получал, да и никто бы го просто не дал, но осуждать старика за захоронение собаки в таком месте, практически рядом с людьми, он не стал. Ничего, оскверняющего покой умерших, смотритель тут не увидел. Могила была привалена листьями, но внимательный взгляд сразу определил место.
