Я и сегодня не могу утверждать, что в этом познании мало-мальски продвинулся к истине. Конечно же я говорю не о всех женщинах, которых знаю и знал, а о тех, что с первой встречи вызывали во мне смятение, подавляя волю. Общение с ними с моей стороны проявлялось в виде невнятного бормотания и поступков, отдающих истерикой, что, конечно, я думаю, не могло не быть смешным со стороны. Но чем дольше длились подобные нелепости, тем вернее эти феи привязывались ко мне.
И всегда наступал такой момент, когда я под разными предлогами убегал в спортивные рекорды местного значения, потом, в институте, в изматывающее штудирование предметов или в гитару. А на третьем курсе – печально об этом вспоминать – я убежал от Марии в поспешное бракосочетание.
Это было по-божески, и поэтому оно закончилось уныло и нелепо…
* * *
Два дня назад в Москве, на Казанском вокзале, короткое время той семейной жизни я вспомнил за несколько минут. Выйдя из вагона, я не пошел вместе со всеми пассажирами с перрона, а остановился в сторонке и стал рассматривать проходящих мимо. Чтобы выйти из поезда в Москве, в столице и – стоять?! Такого за мной еще не водилось. Но, думаю, виной всему тот сон в поезде. Вот так стоял и смотрел. И увидел Марию. Она шла вдоль вагонов, переругиваясь с мужчиной, старше ее лет на двадцать, и изредка обращалась к пареньку. Он походил на студента. Отец и брат? Брата у нее, кажется, не было, а вот, что старше, для отца возрастом не вышел.
Она уже прошла мимо и оглянулась. Сразу узнала. Удивилась? Испугалась? Обрадовалась? Трудно было понять, лицо ее выражало все, что хотите. Мария извинилась перед спутниками, подбежала ко мне, взяла за руки: «Ты! Это – ты, но какой-то весь из себя благополучный». И так она всегда: сначала искренность, а потом насмешка, а уж следом – в глазах сплошная глупость.
Кто бы знал, как мне стало не по себе!
* * *
…В ту давнюю осень, ворвавшись в послеоперационную палату, она протараторила: «Ты – жив… Вот и отлично… Но какой-то ты весь из себя несчастненький». Улыбалась, а в больших синих глазах копились слезы необъемной глупости.
Первое, о чем я тогда подумал, сейчас придет супруга, а тут сидит Мария. И тут же удивился: не прошло и суток, как я прыгнул с полыхавшей буровой вышки, а она уже тут. Отдавало сюрреализмом, но я тут же объяснил все послеоперационной путаницей в своей голове и ее фразу «молодец, что позвонил мне» пропустил мимо ушей, подумав, что имеется в виду недавний звонок, бывший до этого случая.
Спустя месяц, когда снова научился ходить и ходил помногу – куда надо и куда не надо, – забрел к анестезиологам, и одна милая женщина очень обрадовалась мне: «Звонарев! Вот так встреча! Да какой же ты молодчина! А ведь мы, честно признаться, тогда думали, что ты не жилец. Ну-ка, покажись. Какой красавец ты со всеми этими шрамами. А как твои ребра? Таз?». А я ее совсем не помнил. Еще бы, фамилию свою и то пришлось вспоминать.
Она и рассказала, что спустя несколько часов после операции, уже глубокой ночью, меня нашли неподалеку от корпуса, в телефонной будке. В бреду говорил «позвоните домой, там волнуются». Это было по-людски. Видно, успел позвонить Марии и свалился.
Моя бедная женушка ухаживала за мной, так сказать, по должности, рассудочно. Приходила в одно и то же, свободное от занятий в институте время, очень подробно объясняла, что из принесенного ею надо съесть в первую очередь, а что оставить на потом, затем расписывала все это на тетрадном листе и, прежде чем уйти, строгим тоном просила повторить ее рекомендации. Накаченный обезболивающими препаратами, я автоматически пытался повторить, путался и не всегда помнил тот момент, когда она уходила.
