Английская жена - страница 10

– Там больше двадцати самолетов!

Вновь раздался сигнал громкой связи: «Дамы и господа, должно быть, вы сейчас задаетесь вопросом, неужели у всех этих самолетов, которые вы видите, те же проблемы с приборами, что и у нас. На самом деле мы все оказались здесь по другой причине. Нам пришло сообщение о происшествии во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке. Международное воздушное пространство над Северной Америкой временно закрыто, рейсы перенаправлены в ближайшие аэропорты. Мы должны оставаться в самолете до особого распоряжения».

Всемирный торговый центр? Офис Ричарда Нивена всего в нескольких кварталах от него. Софи достала из сумочки телефон и набрала номер офиса. Ничего. Набрала снова. Тишина. Она посмотрела в окно. Легкий ветерок шевелил ветви деревьев. Под ярким солнцем металлические лайнеры, окутанные легким маревом, напоминали мираж в пустыне. Черный дрозд, сев на крыло самолета, открывал и закрывал клюв, но сквозь толстое стекло его песня была не слышна.

Норидж, Англия, 27 июля 1940 года

Дотти Берджесс, опершись локтями о туалетный столик, наблюдала, как сестра красит губы красной помадой.

– А можно мне тоже?

Элли рассмеялась, глядя в зеркало на Дотти, чей плутоватый любопытный взгляд напоминал взгляд их котенка Беркли.

– Тебе же еще и двенадцати нет!

– Ну пожалуйста! – Дотти потянулась за помадой, но Элли решительно закрутила стержень в футляр и закрыла колпачок.

– Нет. Это моя последняя помада. У Бантингса больше ничего нет, а этой мне может хватить до конца войны.

– А мама Милли красит губы свекольным соком. И теперь у нее пальцы все время красные.

– Что за глупости!

– А мама Милли говорит, что не глупости.

Элли провела пуховкой по лицу сестры.

– Вот. Давай лучше припудрим тебе носик.

Дотти, наклонившись к зеркалу, поднесла пуховку к своему веснушчатому носу.

– Я думала, что так говорят, когда хотят пойти в туалет.

– Говорят. Это эвфемизм.

– Эфи… Эвми…

– Эвфемизм. Так говорят, чтобы не употреблять слово «туалет». Звучит приличнее.

– Ну это же вранье. Отец Маколи говорит, что вранье – это грех.

– Не такой уж это и грех. Скажи про себя парочку раз «Возрадуйся, Мария», и все будет в порядке.

Дотти вернула пуховку на место и взяла большую белую щетку с блестящей перламутровой ручкой. Усевшись на табурете рядом с Элли и сняв розовую заколку, провела щеткой по длинным каштановым волосам.

Элли посмотрела в зеркало на сестру. Темные волосы и глаза. Такие же, как у матери. И упрямства столько же. Элли любила наблюдать, как их мать, Уиннифред, каждый вечер расчесывала свои длинные каштановые волосы. Всегда одной и той же щеткой. Сто раз. Всегда ровно сто. Они вместе считали.

– Давай я, Дотти. – Она встала позади сестры и начала расчесывать ее волосы до блеска.

– Джордж за тобой заедет?

– Если вовремя освободится после дежурства. А если нет, встречусь с ним и Рути уже в танцклубе.

Дотти нахмурилась, глядя в зеркало.

– Мне не нравится эта война.

– Никому не нравится, дорогая.

– А ты не волнуешься, когда Джордж уходит дежурить? Он ужасно храбрый, правда?

– Правда. Очень храбрый. Я не волнуюсь, потому что он всегда осторожен. Ему повезло, что его не отправили в Европу вместе с остальными. Так что я спокойна, зная, что он здесь. А ты?

– А я всегда спокойна, когда он рядом. Он мой ангел-хранитель.

Элли, посмеиваясь, убрала волосы Дотти розовой заколкой.

– Правда? Это как?

– Ну, сестра Маргарита Мерси говорила, что у каждого есть ангел-хранитель. Он всегда рядом и защищает от всего плохого. А я решила, – Дотти пожала плечами, – что мой ангел-хранитель – Джордж.