– В комнату. Быстро, – тихо распорядилась она.
Анхен уложили на чёрный кожаный диван с высокой спинкой, подложив под голову подушки. Мать уселась на краешек.
– Что случилось? – спросила Эмма старшую дочь.
– Она упала на нового учителя, а потом спохватилась и выбежала из класса в чём была, – затараторила младшая.
Эмма досадливо скривилась.
– Мари, прошу тебя, иди к себе, – попросила её мать, не оборачиваясь. – Мне нужно поговорить с Анхен наедине. Хорошо? А с тобой я после, после.
Мари вспыхнула, сверкнула глазами-васильками и демонстративно медленно вышла из гостиной.
– Рассказывай, – потребовала Эмма, как только за младшей дочерью закрылись двери.
Негласное разделение, что Анхен – маменькина дочка, а Мари – вся в папеньку, поселилось в семье Радовых с самого их рождения. Эмма тянулась к старшей из близнецов, понимая её без лишних слов. Николя же больше симпатизировал младшей дочери.
– Я, право слово, не знаю, начать как, – сказала Анхен, тяжко вздохнув.
– Начни с самого начала, – посоветовала Эмма.
– Новый учитель. Закончил он урок, я подошла, Синицына толкнула, упала я, и вот…, – выпалила девочка.
– Анхен, ради Бога, успокойся. Выдохни и объясни толком, что произошло, – сказала маменька, склонившись над ней, поглаживая по тёмным волнистым волосам, собранным в тугую косу.
Этот жест, мамино прикосновение, её тихий голос успокоил гимназистку.
– Господин Колбинский – новый наш учитель. Естествознание ведёт. Провёл занятия он, обступили девочки его, тоже подошла и я послушать. Неуклюжая Синицына толкнула в спину меня, упала на учителя, подал он руку мне, и странное со мною приключилось.
– Что именно? – встревожилась мать.
Она уже начала догадываться, отчего весь этот сыр-бор.
– Диковинная картинка перед глазами появилась. Увидела я учителя этого в возрасте младом. Будто папенька его уму-разуму учит, а мальчик Колбинский плачет. Сцена сия страсть как ужасна была. Ей Богу! Руку я отдёрнула и убежала, а потом затрясло меня, и покинули силы.
Эмма отвернулась от неё, села прямо, выдержала паузу, обдумывая. Наконец собралась и начала.
– Вот и в твоей жизни наступил этот момент.
– Какой ещё момент?! – спросила Анхен, приподнимаясь с подушек и пытаясь разглядеть лицо матери.
– Ты одна из нас, – загадочно сказала мать.
– Из кого это из вас? – с подозрением спросила девочка и села рядом с матерью.
– В нашем роду по женской линии передаётся особый дар. Пра-пра-пра-бабка моя Агния Ростоцкая родилась, когда в повозку ударила молния. Может быть это обстоятельство, а может что-то другое, только женщины в роду Ростоцких видят то, что другим ни видеть, ни знать не дано природой.
– Как это?! Ты не мудри, на примере расскажи мне, мама.
– Ну вот, взять хотя бы случай из моего детства. Гостила я у бабушки в монастыре. Солнечный удар со мною приключился. Вышла я во двор на следующее утро и чувствую неладное. И точно. Любимую бабушкину собаку бревном зашибло. Подхожу к ней, руки протягиваю, и хворь всю из животного забрала. Мне было плохо потом, но это другое.
Анхен захлопала в ладоши.
– Чудеса! – восхитилась она.
– Ну и другие есть видения, – грустно добавила Эмма, встала и подошла к окну, уставившись на тёмную, вздыбленную воду в Екатерининском канале.
– Какие?
– Не хочу сейчас об этом.
– Значит, с тобою мы – чудесницы!
Анхен соскочила с дивана и закружилась по комнате.
– Чародейки!
Ещё один оборот.
