Но чувствую, скоро туда попаду. Знаете ли, в шкуре аниматора миров, проживая вечность, начинаешь искать хоть что-то, что далеко от недавнего. Я очень люблю полное погружение во тьму, надолго. После чего, выпрыгиваю в свет таким образом, что бездумно обжигаюсь им.
Так вот, я заканчивал мир ужаса, в котором провел много времени, перебарывая самого себя. Мне иногда казалось, что все страхи, что я создавал для этого места, прилипали ко мне навсегда. Да так, что их невозможно было отмыть.
– Ты перестала со мной разговаривать? – Спросил я творческую комнату первый раз, после долгого молчания.
А молчание начиналось с того момента, когда она первый и последний раз со мной заговорила, набросив на меня плаксивый страх.
– Поговори со мной. – Попросил я, вспоминая, как этого избегал.
Я отложил работу, и зашел в планировщик дел. – Это такой подраздел в творческой комнате, где ты делишься своими идеями. Творческая комната реагирует на них, и создает все, что необходимо в мирах. – Некая реализация абстракции.
Соответственно, планировщик являлся негласным образом творческой комнаты. Телом, разумом, ее человечностью.
– Да, бардак. – Понял я, когда увидел тот творческий хаос, что творился в планировщике. – Точно, я давно сюда не заглядывал. Так вот, почему ты со мной не общаешься. Я не только полностью ушел в себя, так я еще и мысли свои забросил.
По виду, то, что я создавал – мир ужаса, напоминал мне шаблонный кусок меша. Ни души, ни воодушевления.
В общем, что в творческой комнате, что в планировщике, да и в моей голове, таился ненужный и неупорядоченный мусор.
Я так увлекся самим процессом, что забыл отдать частичку своей любви, именно цели.
– Ко всем своим творениям необходимо относится с проницательностью! – Произнес голос, по которому я заскучал.
– Не выдержала, говоришь со мной. – Выразил я сарказм. – Не только людям бывает одиноко. Понимаю.
Я улыбнулся, состряпав вид самого умного человека на всем белом свете.
– Как тут отдаваться сполна, когда этот мир вызывает во мне лишь отвращение? – Моя интонация взорвалась.
– Отвращение? – Спросила комната. – Значит ты все делаешь неправильно. Ведь это мир ужаса, а не рвотных позывов.
Голос уделал меня в неравной схватке. Я всегда убеждался в том, что не стоит задирать нос. Вот и в этот раз, я наступил на те же грабли.
– Я не могу по-другому работать! – Сказал я более спокойно. – Мой бездушный автоматизм связан с тем, что я не хочу впускать в сердца этот дикий страх. Мир ужаса, как назойливая муха, которая, как ее не отгоняй, в конце концов укусит тебя, укус загноится, и ты сдохнешь.
Я не боялся в этот момент, но сильный негатив испытывал.
– Тогда брось это занятие. – Сказала комната. – Зачем делать кое как. Лучше вообще ничего не делать.
– Я все понимаю, – практически прошептал я, – мне этот мир пригодится потом. Впереди целая вечность. Мир не идеален, если в нем чего-то не хватает. И я сейчас говорю про общий и целый мир, который объединяет все наши, хоть ужаса, хоть привычный.
Я сделал паузу, для набора сил, чтобы выдать эмоционально, но это не получилось у меня.
– Я человек! – Пропищал я дрожащие слоги, вместо гордых букв. – И я не могу не замечать того, что будет реальным. Пусть оно и на бумаге пока.
– Можешь не объяснять, – перебил меня голос, – у тебя это плохо выходит. Но я тебя понял (а).
Я недвусмысленно посмотрел на планировщика, пытаясь разглядеть его пол. Что само по себе являлось идиотизмом.
