– Ме-е-е-е? – с жалобной интонацией повторил он стон хозяина.
– Молодец, понял, беги.
Козел вздохнул, лизнул Костину ногу и прижался к нему всем своим теплым, лохматым телом.
– Вот бестолковый! Да не надо меня жалеть! У меня ничего не болит! Это у больных болит! В больнице, где Калерия работает! Козел немного отстранился и опять наклонил голову набок. Вся его поза словно говорила: «Продолжай, хозяин, я весь – внимание».
– Калерия, Калерия, отнеси записку Калерии, – догадался наконец Костя.
Он совсем забыл, что у Мухтара и медсестры из ФАПа особые отношения.
Мухтар резко мотнул головой, отчего его бородка весело взбрыкнула, повернулся и резвым галопом поскакал в сторону села. Комаров проводил его долгим взглядом и успокоился только тогда, когда пыль, поднятая напарником, немного улеглась. До прибытия машины было время, и Костя решил пока выстроить в голове логическую цепочку событий.
– Итак, если погибший – Пенкин, то его подруга, должно
быть, Савская. Это уже хорошо. Хотя и плохо. Савская – дама не дружащая с логикой и здравым смыслом. Для того, чтобы создать себе рекламу, она способна на все. Даже на признание себя виновной в убийстве. Но способна ли она на убийство?
Кто же ее знает! Чужая душа – потемки.
Костя вспомнил, сколько драгоценного времени отняла у него в прошлый раз Савская. Чтобы подогреть к себе интерес односельчан и самого участкового, она призналась в несовершенном убийстве и два дня сидела в КПЗ, распевая песни из репертуара уголовников и раскорябывая себе ссадины, якобы, полученные при допросе. Вполне возможно, что и сейчас она взялась за старое.
А с другой стороны, в прошлый раз Савская сама прибежала к Комарову и попросилась посидеть в обезьяннике, хотя улик против нее не было. А теперь не приходит, хотя улики есть. То есть поведение ее идет по другой схеме. Ладно. Сейчас это вопрос решить невозможно. Сразу после прибытия машины надо идти к ней.
Комаров поморщился. Каждая встреча с Савской и ее вздорной собачкой стоила ему солидных пробоин в ауре. Почти всегда эти встречи заканчивались мучительной головной болью, неприятным кислым привкусом во рту и нежеланием видеть всех особ женского пола, кроме одной. Он вспомнил о Василисе. Почти неделю не видел Костя эту тоненькую, но сильную девочку, в которой самым удивительным образом сочетались детскость и взрослая обстоятельность, наивность и ответственность за все, чему посчастливилось находиться в поле ее влияния.
Приятные думы грубо нарушил вполне приземленный и реальный вой сирены милицейского УАЗика. Костя прищурился от солнца: по дороге стрелой мчался Мухтар. За ним, вульгарно виляя задом на кочках, медленно ползла машина. Вот она притормозила около Комарова – из нее вышел Ведерко и молоденький сержант-водитель. Громко хлопнув дверцей, спрыгнула крепкая, словно столько что сбитая высокоскоростным миксером девушка. Она подбежала к Комарову:
– Как ты? – спросила девушка Костю, заглядывая ему прямо в глаза, – тебе не было страшно одному? Я быстро приехала?
Это была Калерия Белокурова, медсестра из ФАПа. Калерия совершенно не подходила под стандарт типичной старой девы. Нетипичность ее состояла в том, что она публично не страдала от своей жизненной неустроенности и до сих пор не была обделена вниманием сильной половины мира сего. Калерия была действительно хороша собой – светлую длинную косу трудно было обхватить одной рукой, плоский живот, высокая грудь и сильные ноги просто кричали о нерастраченной, находящейся в самом расцвете женской силе. Как только девушке исполнилось восемнадцать, около ее дома выстроились колонны сватов, но Калерия мягко и деликатно выпроваживала делегатов. Она не хотела идти замуж без любви.
