– Алан, скажи, как ты понимаешь любовь?
Он задумался, выгнул пальцы три раза в обратном направлении и ответил:
– Любовь, Анна, это никогда не расставаться.
Наш вклад с Аланом в развитие технологий был высоко оценен. Наша целеустремленность и преданность делу стала причиной, почему нас включили в программу.
Суть программы, которая существовала в тот момент времени, заключалась в следующем: особо ценные для общества индивидуумы, выбранные на международном уровне, получали шанс продолжить жизнь за рамками своего тела. Гарантий никто дать не мог, но это был шанс. Программу только запустили, и насколько она будет успешной, никто не знал, но решение попробовать было твердым. Я говорю о пересадке головного мозга в донорское тело.
Я уже упоминала, что мы не успели добраться до механизации органов и обмена веществ, поэтому полностью механическое тело оставалось недостижимой целью тогда.
Донором мог стать человек, который умер без значительных физических повреждений. В тело пересаживался весь мозг полностью, жизнедеятельность которого искусственно поддерживалась. Ну а дальше… как повезет. Почти половина умирали во время операции. Еще 40 % после операции. Итого выживало около 10 %. Кажется чудовищным, не правда ли?
На самом деле все было еще хуже.
Не все, кого записали в программу, соглашались, но, с другой стороны, выбор был не так широк между смертью и «скорее всего, смертью». Мы с Аланом решили выбрать «скорее всего, смерть» и согласились на операцию.
Самый страшный момент – это наркоз, чувствовать, как он медленно начинает действовать и сознание уплывает. Нам было тогда 90 лет, терять было нечего. Мы держались с ним за руки, понимая, что этими руками уже никогда больше друг друга не подержим.
– Алан, когда мы проснемся, я тебя узнаю?
– Анна, ты меня всегда узнаешь, в каком бы я ни был теле.
Да хоть во всех сразу или по очереди. Ты меня узнаешь.
– Алан, что такое любовь?
– Анна, любовь – это никогда не расставаться. Люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. – Анна, слушай:
«– Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, – Как больно, милая, как странно Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана – Прольется пламенной смолой. – Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы, Пока жива, с тобой я буду – Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой, любимый,
Ты понесешь с собой повсюду, Ты понесешь с собой повсюду Родную землю, милый дом.
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
Всей кровью прорастайте в них
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь, Когда уходите на миг!»
(А. Кочетков)
Спустя неизвестное количество времени после операции я очнулась. Только чтобы понять, что я очнулась, понадобилось также неизвестное количество времени. Ни один из органов восприятия не работал. Пустота, темнота, тишина, вакуум. Ничто. Памяти не было. Мыслей не было. Слов не было.
И даже цифр не было. Ничего не было.
Но это «ничто» было ложью. Потому что в этом «ничто» было напряжение. Как будто что-то или кто-то наблюдает. Наэлектризованная, напряженная тишина наблюдателя. И раздались первые слова: «Что было дальше? Помнишь?»
И пролился свет. Белый свет. А потом была вода. Бесконечная вода, сливающиеся молекулы. Вода мокрая, потому что она обволакивает, соединяет. Поэтому вода мокрая. Раздался шум. Грохот. Полился огонь, стекая в воду по скале. Огонь горячий, потому что он разрушает. Поэтому огонь горячий.
