Мы грелись у костра и сушили намокшую одежду, не станешь же забрасывать удочки в мокрых брюках и хлюпающих ботинках. Жаркое пламя от еловых веток, которыми мы укрывали пещеру, быстро сделало свое дело. Параллельно вскипятили котелок и заварили чай. Я достал большой кусок рубленого сахару и английские галеты, которыми меня часто угощали моряки. Похрустев нехитрой едой и запив чаем, мы пошли к скале, предварительно потушив костер.
– Берегись, окунь! Берегись, ставридка, иду на Вы! – кричал Серый, выставляя вперед удочку.
Мы отошли метров двадцать от нашего лагеря, взобрались на невысокую прибрежную скалу и забросили удочки, с наживкой из куриных потрашков. Прямо у основания скалы была яма, в которой вечно крутилась всякая рыба: мелочь питалась мошками и водорослями, а ставридка и окунь пожирали мелочь. Вот в этой катавасии мы легко за час набрали полведра рыбы.
– Ну, что, Жоржик, будем варить уху? – спросил Серый.
– Да ну, дома мамы наши сами распорядятся уловом; чуешь, как солнышко пригрело, лучше поспим чуток и потом пойдем, а?
– Можно, – согласился Серый, – но я спал хорошо и больше не требуется.
– Ну, как знаешь, – отпарировал я и, накрыв парусиновой шляпой лицо, закрыл глаза.
Сладкий утренний сон сразу окутал мое сознание.
Но прошло, как мне показалось, всего несколько мгновений, и тревожный голос приятеля разбудил меня.
– Жоржик, проснись, где твой бинокль? – тряс он меня за плечо. Я вскочил, не понимая, что случилось, и показал на рюкзак.
– Там на самом дне, а в чем дело?
– Вон смотри: английская шлюпка, и турецкая рыбацкая лодка медленно сходились метрах в пятидесяти от берега.
– Что это вдруг англичане сюда приплыли, что им надо: стреляться будут? я думаю, что неспроста, хотя, что им делить?
– А пес их знает и те, и те захватчики на нашей земле.
– Ну, может какие общие дела? Ведь они не союзники по Антанте.
– Не за рыбой же они приехали, ее вон в Батуми тьма!
Слушай! – заговорщеским тоном начал Сергей, – а может опий, привезли контрабандисты. Видишь, как они одеты: солнце пригревает, а они не снимают капюшонов.
– Может быть, понаблюдай в бинокль, они уже причаливают друг к другу.
Серый прилег на скалу и, прислонив к глазам бинокль, впился в контрабандистов жадным, любопытным взором. Я тоже прилег за единственный небольшой кустик, торчащий из расселены. Лодки сблизились. В бинокль хорошо было видно, как военный достал из внутреннего кармана пачку английских фунтов и передал их тому, что был в рыбацкой серой робе, он и стал их пересчитывать, затем удовлетворенно кивнул головой, достал со дна лодки мешок и протянул покупателю. Военный, окунул туда руку и что-то вытащил на ладони.
– На, смотри, смотри, – торопил меня Серый, передавая бинокль, – я, кажется, не ошибся.
Действительно, я увидел, как он растирал в руке какое-то зелье, нюхал его, пробовал на язык и вполне удовлетворенный, высыпал обратно в мешок, завязал его и, сполоснув руку за бортом лодки, тщательно вытер ее носовым платком и протянул продавцу. Тот ответил рукопожатием, подержал ее некоторое время и с улыбкой, глядя в глаза англичанину, резко дернул его вниз и сбросил в воду; второй не ожидая такого поворота событий, в недоуменье оглянулся, ища откуда-то помощи. Второй же контрабандист ловким движением ударил упавшего в воду веслом по голове. На поверхности расплылось кровавое пятно. Англичанин, наконец-то поняв ситуацию, схватил винтовку и, щелкнув затвором, послал патрон в патронник. Но только это он и успел сделать, как контрабандист, резким движением выхватил из-под штурмовки обрез и выстрелил ему в грудь. Военный взмахнул обеими руками в стороны, как бы ища опоры, и навзничь упал на воду. Тело несколько мгновений держалось на поверхности, а затем слабые волны накрыли его полностью.
