Анти-Ницше - страница 6

. Однако это не помешало резким нападкам на анархистов, а Французская революция, в частности, дала немало поводов для разоблачения анархизма как воплощения негативности и преступности: в 1791 году Бентам писал: «Чего ни возьмись, ничего нет – вот максима анархиста, изрекаемая всякий раз, когда ему попадается какой-нибудь не полюбившийся ему закон»[35]; через четыре года Директория выскажет ту же мысль еще более красноречиво: анархисты признаны «людьми, запятнанными преступлениями и кровью, разжиревшими на грабежах, врагами законов, которые они не составляют, и всех правительств, в которых они не правят»[36]. Тем не менее события во Франции запустили развитие политической теории, воплощавшей в себе анархические принципы, разоблачаемые ее критиками. А когда анархисты наконец возникли, чтобы занять позицию, давным-давно для них приготовленную, они определили свою философию, отделив политическое от этического. Так, Годвин с радостью предсказывал «уничтожение политического правительства <…>, этого грубого механизма, который был лишь вечным источником пороков рода человеческого»[37], но лишь потому, что правительство столь часто оказывалось «предательским врагом внутренних добродетелей»[38]. Мораль, с его точки зрения, не зависит от той или иной формы общественного договора, являясь, напротив, «необходимым следствием желаний одного человека и способности другого их удовлетворить»[39].

Хотя такие первые мыслители-анархисты, как Годвин и Прудон, критиковали государство на этических основаниях, многим наблюдателям казалось, что анархический дух отрицания распространится на все формы моральности. Так родился нигилист. Впервые в этом смысле слово использовалось во французском словаре неологизмов в 1801 году, где нигилист определялся как тот, «кто ни во что не верит»[40]. Нет нужды говорить, что на этой стадии не было никого, кто бы называл себя нигилистом, – существовал лишь хор разгневанных моралистов, доказывающих, что нигилизм пренебрегает «высочайшими мотивами, а также обязанностями, вмененными правом и честью», а потому предвещает начало Гоббсовой «войны всех против всех»[41]. Однако самопровозглашенные нигилисты со временем появились в России. Правда, подобно анархистам они считали, что их реакция «против деспотизма не политического, а нравственного, угнетающего личность в ее частной, интимной жизни»[42]. Однако в многочисленных антинигилистических романах 1860-х годов и даже в более двусмысленных «Отцах и детях» Тургенева нигилисты изображались людьми, враждебными всему на свете.

Нигилисты таким портретом были недовольны. Даже те, кто был согласен с ярлыком, выступали против идеи, будто они отрицают все ценности, доказывая, что «Когда человек отрицает решительно все, то это значит, что он не отрицает ровно ничего»[43]. Особенно страстно они отрицали предъявленное им обвинение, будто они безразличны к искусствам. Тургеневский нигилист Базаров ни во что не ставил Рафаэля, а в антинигилистическом романе Крестовского «Панургово стадо» нигилисты доказывают, что «У народа нормально развитого и свободного никакого искусства нет и не должно быть! А занимаешься искусством, так тебя надо либо в больницу для умалишенных, либо в исправительный дом!»[44]. Однако настоящие нигилисты, такие как Чернышевский, не соглашались с тем, что они являются филистерами, которые «отвергают всё, <…> картины, статуи, скрипку и смычок, оперу, театр, женскую красоту»