– Расскажи, будь так добр.
– Сперва поступил сигнал – «Общая опасность!». То бишь, опасность, природа которой ещё не определена окончательно. По этому сигналу все, включая подвижные составы и эскалаторы, останавливаются-замирают, ожидая дальнейших команд…
– О чём говорит данный сигнал? – не утерпев, перебила подполковника Татьяна. – Извините, Борис Иванович, просто любопытно стало…
– Ничего страшного. Любопытство и женщина – понятия неразделимые… «Общая опасность!» – может означать всё, что угодно. Например, некий пьяный придурок позвонил по ноль-два и сообщил о минировании двух-трёх станций одновременно. Или начинается очередное наводнение, вода в Неве подобралась к критическому уровню и вскоре может рвануть в метро. Или возможен коварный сбой в системе подачи электроэнергии, обусловленный головотяпством и разгильдяйством всяких и разных «Чубайсов»… Можно продолжать? Через тринадцать с половиной минут – после «Общей опасности» – объявили «Атомную тревогу». Секунд двадцать пять я потратил на разговор с генералом, ещё через три минуты мы пустили усыпляющий газ, тут оно и рвануло. Причём, откуда пришла звуковая волна от взрыва – было не понять. Сложилось такое устойчивое впечатление, что со всех сторон сразу… Когда прервалась связь? Точно не знаю. Но после взрыва, то есть, после ударной волны, её уже не было. В том числе, и с соседними станциями, очевидно, где-то перерубило кабель… Автономная радиосвязь? Моя вина, Тёмный, так совпало.… Как раз в 24–00 наш куст – «Выборгская», «Лесная» и «Площадь Мужества» – меняли секретный код для выхода на связь. Согласовали с комендантами, поменяли. Естественно, с грубейшим нарушением инструкции.…То бишь, мы сперва должны были сообщить в Центр новый код, а только потом менять старый, но сделали, как и всегда. Мол, потом сообщим – по городской линии. Ну, и не успели – из-за всей этой катавасии. Рвануло, так его растак… Теперь, если, даже, наверху остались живые, то они не знают нового кода. А старый обратно уже не ввести, хитрое оборудование такого не допускает – хрен знает, из каких соображений… Татьяна Сергеевна! Вас опять, судя по выражению симпатичного личика, терзают смутные сомнения?
– Ага! Получается, что с момента объявления «Атомной тревоги» – до непосредственно взрыва – прошло порядка четырёх минут? Как такое может быть? Честное слово, не понимаю…
– А что по этому поводу думает уважаемый Артём Петрович? – ехидно поинтересовался Мельников.
– Правдоподобная и прозрачная ситуация, – почти не задумываясь, ответил Артём. – Допустим, что баллистическая ракета с ядерной боеголовкой стартовала с североамериканского континента. Расчётное время подлёта до Питера – минут семнадцать-восемнадцать. Получается, что ракета (много ракет?) стартовала (стартовали?), а наши руководящие деятели ещё целых тринадцать с половиной минут сомневались и не могли поверить в реальность происходящего. Потом, всё же, объявили «Атомную тревогу»… Впрочем, возможен и второй дельный вариант. Ракету (ракеты?) выпустил корабль (субмарина, ракетоносец?), находившийся в Северном море. В этом случае подлётное время составляет четыре-пять минут. Опять всё сходится. То есть, наши генералы, ни на йоту не сомневаясь, сразу же объявили «Атомную тревогу»… Кстати, Борис Иванович, а что у нас с фоном радиации? Измеряли?
– Конечно, измеряли. И ни один раз. Поднялся фон. Незначительно, но, всё же, поднялся…
