Антислова и вещи. Футурология гуманитарных наук - страница 4

Вопрошание о небытии открывает такой горизонт негипотетизируемости, в котором события лишены не столько смысла, сколько бессмысленности, то есть неразличимы исключительно (эксклюзивно) в хронологии отсрочки. Забвение вопроса о небытии в стилистике (а то и риторике!) хайдеггеровского вопрошания свидетельствует отнюдь не в эсхатологическую пользу, поскольку мы имеем дело с чистым забвением – без психологической шелухи (несмотря на то, что о бессмысленности говорится больше чепухи, чем бессмысленности, она пребывает в состоянии постоянного дефицита автореферентности), вносимой человеческим фактором. «Небытология», парадоксальная в номенклатуре языка, может найти приют лишь в антиязыке как доме для всех беспризорных и блудных вещей.

Вопрошание о забвении небытия в отличие от забвения самого вопроса о небытии является не перформативно–парадоксальным, а парадоксально–интенциональным – ещё больше усиливающим вопрошание о забвении того, чего нет, но не может не быть, то есть не быть в собственном небытии (если экстраполировать франкловский метод парадоксальной интенции на проблему синхронизации плана содержания и плана выражения, то мы выйдем на качественно иной уровень лингвоонтологизма – «изначальное опоздание»17 и «изначальное опережение» будут сняты за счёт интенсификации, а именно – посредством собственных автореференций). Если значение запаздывает к своему референту, а означающее к своему означаемому, необходимо усилить такое запаздывание, пока оно не будет полностью исчерпано. «Изначальное опоздание», удвоенное на себя, может привести к амбивалентности, при которой не удастся установить сам запаздывающий характер (автореферентность «изначального опоздания» указывает только лишь на то, что «изначальное опоздание» о самом «изначальном опоздании» презумпционно, а потому – непротиворечиво; с другой стороны, парадоксальная интенция, применяемая в отношении самого «изначального опоздания», вопрошает об алгоритмах умножения (возможно, в духе аутентичного умножения сущностей) запаздывающего эффекта – эффектации. Заставив референт опаздывать к означаемому, а означаемое – к означающему, мы рискуем получить эффект «изначального опережения», вследствие чего нам придётся стабилизировать аннигиляцию «изначального опоздания» и «изначального опережения», выявив меру самой парадоксальной интенции. В отличие от эффекта синхронности между планом содержания и планом выражения «изначальное опоздание» при парадоксальной интенции может спровоцировать как инверсию, так и интерференцию смыслов до их воязыковления (правда, отнюдь не в фодоровском понимании языка мыслей, иначе придётся констатировать иерархию скоростных эффектов уже для самого языка мыслей). Таким образом, мы решаемся подорвать когнитивную функцию естественного языка, заключающуюся в оформлении мыслей. Отказывая мыслям в опосредованном выражении, мы пренебрегаем ими в надежде синхронизации мыслепорождения и воязыковления, когда приходится жертвовать большинством, чтобы «онепосредствовать» меньшинство.

Семиэтика. Истоки «изначального опоздания» настолько онтологичны, насколько космологичны, однако мы не вправе уповать на космодицею в ущерб онтодицеи (принцип дальнодействия не доказан в лингвистике так же, как и в астрономии). Оттягивая момент воязыковления той или иной мысли, мы предупреждаем