Антропоцид - страница 31
– Вадяна ты понимаешь, а женщин – нет. Двигаться-то пусть двигается, только не с ней.
– Лады. Как знаешь.
Наступает момент молчания. Я не уверена, уместно ли сейчас задавать вопросы, но решаю рискнуть:
– Кристина, я хочу спросить.
– Что такое, Аврелия?
Кристина Токарева кладёт руку мне на плечо и отводит в сторону, так что мы можем пообщаться наедине.
– Взаимоотношения людей – это очень сложно. Кто ты мне? Хозяйка? Мать?
Кристина улыбается, потом задумчиво вздыхает.
– Я человек, который рядом. Аврелия, мы с тобой на равных. Хорошо?
– Хорошо. Я вижу, что ты хороший человек. И Вадим Крылов – хороший человек. Неудивительно, что он тебе нравится. Это не взаимно?
Да, я смогла понять, почему Кристине Токаревой было неприятно, когда Алиса целовала Вадима Крылова. Возможно, я поторопилась сформулировать своё предположение в утверждение, но людям свойственно так делать. А я должна вести себя как человек. К тому же, мой прототип достаточно непосредственен и бескомпромиссен в суждениях.
– Так! То, что мы на равных, не означает, что ты можешь задавать мне такие вопросы.
Судя по всему, мои слова не нравятся Кристине Токаревой. Это меня пугает, так как я не должна доставлять людям дискмфорт. Особенно, своей хозяйке.
– Прошу прощения. Я учту это замечание. И ещё вопрос. Марс Петров… Он меня пугает.
Кристина Токарева смеётся.
– Не бойся его. Просто он любит всех раздражать. Поэтому мы, в свою очередь, любим раздражать его. Пошли внутрь, а то дождь, и что-то холодно становится. И кстати, бросай вот эти «Вадим Крылов», «Марс Петров». Просто имена. Без фамилий.
Всё-таки человеческие взаимоотношения – это слишком сложно. Мне ещё многому предстоит научиться, потому что Кристина явно ждёт от меня человеческого поведения. А я должна слушаться свою хозяйку, хоть мы и на равных.
На Венере есть цветы. Они выращивают множество самых разнообразных растений в теплицах. Кроме того, на каждой базе есть что-то вроде дендрария. Мы везём им семена, но своих цветов на кораблях программы «Ковчег» нет. Очень жаль, сейчас они пришлись бы кстати.
Всё, чего мне хочется сейчас, – ухватиться за соломинку. Я совсем опустил руки. До вчерашнего дня я жил как в тумане, будучи уверенным, что жизнь закончилась. Причём произошло это не в момент апокалипсиса, нет. Она закончилась намного раньше, а конец света лишь поставил жирную точку.
Но это всё до вчерашнего дня.
Проявив немного смекалки, я всё-таки смог погладить рубашку. Пришлось поторговаться с поварами за сотейник с кипятком, который и стал моим утюгом. Когда держал его в руке, думал о том, в каком же несправедливом мире мы живём. Капитализм умер – ну или впал в спячку – а для премиальных пассажиров, отгородившихся от нас толстой стеной, готовят нормальную еду, пока мы давимся кашицей, лишь отдалённо напоминающей что-то съедобное. Даже сотейники у нас для этой цели есть. Нет, я всё понимаю, на всех человеческой еды не хватит, но всё-таки неприятно осознавать себя кем-то второсортным. Люди всё равно не стали равны. И как будто бы даже наоборот: классовое неравенство лишь усилилось.
Зато теперь у меня глаженная рубашка.
Я стою у сто восемнадцатой каюты и мнусь. Стоит ли её сейчас тревожить? А чёрт с ним, будь что будет. Вдох, выдох – стучу в дверь. Но в ответ лишь ишина. И о чём я только думал? Может, она сейчас не в каюте или подключена к виртуальной реальности. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Полгода назад Лиза потеряла сына. Ей, вероятно, надо побыть наедине с собой, а тут я кручусь вокруг неё со своими тараканами.
Похожие книги
