Первые годы жизни Антуан де Сент-Экзюпери вспоминал, как бесконечно счастливое, беззаботное время. Он помнил себя с двух лет. И даже говорил, что может поминутно описать каждый прожитый день той давней младенческой поры.
Они были очень счастливы. И дело даже не в графском титуле отца и не в огромном состоянии. Состояния-то как раз и не было. Обладая гигантским родовым поместьем – с замком, многочисленными пристройками и старым садом – папаша Жан и его большое семейство жили более чем скромно. Они относились к обедневшим аристократам, коих во Франции конца девятнадцатого, начала двадцатого века, после всех реинкарнаций многочисленных Наполеонов и смещавших их республик, было предостаточно.
Жан служил чиновником в страховой компании. Ему неплохо платили – компания ценила титулы сотрудника, которые сами по себе открывали многие двери. Однако эти деньги почти целиком уходили на содержание замка Сен-Морис, перешедшего по наследству Жану де Сент-Экзюпери.
Их счастье заключалось не в деньгах и не в обладании замком. Они просто очень любили друг друга. Жан и Мари являли собой идеальную семейную пару. С годами их чувства не охладели. Супруги не привыкли друг к другу, не опустились до комфортного равнодушного сожительства. И это не могло не отразиться на детях…
Возможно, всё было бы иначе, отпусти им судьба лет двадцать совместной жизни. Но им было отпущено всего восемь лет. Ничтожный срок – они же были так молоды… И – целая жизнь. За восемь лет можно успеть очень многое. Например, подарить миру великого писателя Антуана де Сент-Экзюпери.
Его первые годы прошли в замке Сен-Морис, в котором семейство Сент-Экзюпери жило подолгу, останавливаясь на всё лето и осень. Зимой переезжали в Лион, но всё же пребывание в замке запомнилось больше.
Обветшавшее каменное строение, знавшее битвы рыцарей, защищавшее средневековых воинов-лучников, в восемнадцатом столетии было основательно перестроено, но к началу двадцатого века явно требовало капитального ремонта. Но на стенах комнат сохранилась старинная лепнина, потолки были украшены позолотой, а со стен на Антуана смотрели потемневшие от времени портреты таинственных предков.
Он целыми днями пропадал в старом саду, играл в покосившемся сарайчике, где крестьяне хранили сено. Или уходил с сёстрами и гувернанткой в поля, до сих пор номинально принадлежавшие отцу и матери.
Больше всего его привлекали животные. Сент-Экс возился с кошкой, рожавшей котят на сеновале. Потом приручил семейство мышей, до смерти пугая мать и сестёр. Он даже приручил крысу – ласковое и смышленое существо. Крыса ела с его рук и спала в постели с маленьким Тонио. Она вела себя, точно комнатная собачка… Каково же было его горе, когда садовник, на дух не переносивший грызунов, прибил зверька. Тонио был вне себя от горя.
Страсть к животным с годами угаснет. Сент-Экс не станет ни ветеринаром, ни любителем «домашнего зоопарка». Но именно эта детская привязанность к братьям нашим меньшем сделает его добрым и сердечным человеком.
Его дар проявился очень рано, но… как-то совсем уж необыкновенно. Нет, он до поры не увлёкся литературой, не сочинял стихов. Поначалу его охватила «изобретательская лихорадка». Начитавшись популярных детских книг, Тонио соорудил «нитяной телефон». Натянутая, как струна, шерстяная нить соединяла две комнаты – его, Тонио, и братишки Франсуа. Нитки были закреплены к донышкам консервных банок. И вечерами братья переговаривались по этому «нитефону», вводя гувернантку в ужас – бедная женщина полагала, что в замке поселились привидения.
