– Ах, вот как! Вот вы, Лев Николаич, пропагандируете идеи христианства, а меня представили совершенно бездуховной особой, игрушкой страстей и тупой дурой, не способной дойти до ближайшего храма, вы лишили меня духовной поддержки. А еще позиционируете себя гуру и проповедником! Вы бессердечный сексист и расист!
– По-моему эта дама сошла с ума, – сказал великий Лев Толстой.
– Начиталась романов, – кивнул головой Атос, – Однако, какая у нее экзотическая внешность!
– Это видно служанка кого-то из моих гостей.
– Я вам не служанка! Я звезда Голливуда и Тик-тока!
– Осторожно, у нее отравленный кинжал! – вскрикнул Атос, выхватывая шпагу и пронзая насквозь звезду Голливуда.
– Ох, а это больно, – морщится Анна, – кто здесь отвечает за реквизит? Кажется, это настоящая рапира.
– Это шпага, а не рапира, – уточнил Атос.
– Вынь из меня эту железку! Безобразие! Я буду жаловаться в профсоюз игроков!
– Куда?
– Ты что, не узнаешь свою королеву, смерд!?
– Ах, простите, – Атос галантным движением выдергивает шпагу из тонкой талии Анны, – Вас не узнать, вы видно сильно загорели на солнце Прованса.
– Глядите граф! – истекая кровью, Анна патетически обращается к Льву Николаевичу, – Вот такой финал мне больше нравится! Погибну героически, в борьбе за права женщин! Мне поставят памятник! История нас рассудит, ибо Вронского казнили вовсе не из-за меня – это все Голливудские сплетни. На снимках папарацци не я, а дублерша Бейонсе! А ты умри, белый расист!
Анна вонзает кинжал в Атоса.
– Ах ты коварная гадина! Тебя подослала Миледи? – Атос наносит новый удар. Анна падает, хватаясь за грудь и рассыпая вокруг жемчуг, но тут же выхватывает из под юбки миниатюрный пистолет и стреляет в Атоса. Ухоженный газон обагряется кровью.
К бойцам подбегают секунданты, вытирают пот со лба, обмахивают полотенцами. Возникает небольшая передышка. Анна скидывает мешающие верхние юбки.
– Сейчас я тебе покажу, что такое настоящая женщина!
– С удовольствием погляжу, что у вас там, – острит в ответ Атос.
– Ах, ты ещё и пошляк!
Звучит гонг, и соперники хватаются за шпаги. Они яростно дерутся на фоне усадьбы, опрокидывая садовую мебель и топча ухоженные тяжелым крестьянским трудом клумбы.
Граф Толстой не замечает эту фехтовальную сцену – он погружен в свои мысли:
– Пожалуй, надо будет написать продолжение романа. Анна чудесным образом спасается, но у нее проблемы с психикой. Она воображает себя королевой и звездой экрана, ох уж этот синематограф, но вот встречает гениального доктора и гуру. Он объясняет ей, что есть мужчины поинтересней Вронского и все её страсти от бездуховности. Наступает просветление и Анна уходит в монастырь.
– Не советую тратить время, – вставил слово Гоголь, – вторая часть всегда выходит хуже первой. Пусть читатель сам домысливает.
– Ну, кто в наше время будет мыслить сам? – посетовал Толстой, – Читателя надо учить!
– Как?
– Элементарно, Ватсон! – ответил Шерлок Холмс.
– Что-что?
– Ой, кто здесь? Ах, это вы Мориарти, я вас сразу не узнал. Зачем нацепили бороду?
– Что лопочет этот британец? Он, кажется, пьян.
– Да-да, мне в опиум что-то подсыпали! Кажется это сок перуанской лианы и смесь гаванского табака с фабрики Монте-Кристо. Оу! Я смотрю, здесь проходят соревнования по фехтованию. Держу пари, что темнокожая дама победит. Несмотря на раны, она в отличной форме. Хотя соперник явно под допингом. Что он пил до этого? Дайте мне попробовать. Помню, боксировал с одним кубинцем, как его, Стивенсон кажется, звали…
