Апокалипсис нашего времени - страница 2

Розанова поражает не то, что в XII веке русским мастером было создано великолепное поэтическое «Слово», а то, что это «чудо певческого искусства» было просто забыто и сохранилось лишь в единственном экземпляре. Он писал: «Вот это забвение! Вот это искоренение! Вот это censura, своеохотная, с порывом к ней самих цензурируемых, подлинная, настоящая цензура, душевная цензура»[22].

«Слово о полку Игореве» Розанов назвал «великим течением несказанных природных сил»; оно явилось для него первым памятником отечественной словесности, заговорившим

0 русской земле. Тема же эта – одна из постоянных и наиважнейших во всех его сочинениях. И другая, тесно с нею связанная, – о семье, о том, как складывается семейная жизнь русского человека. Дайте мне только любящую семью, провозгласил Розанов в книге «Семейный вопрос в России» (1903), и я из этой ячейки построю вам вечное социальное здание. Понятие семьи стало краеугольным камнем философского и художественного мышления Розанова.

Василий Васильевич Розанов родился в 1856 году в Ветлуге Костромской губернии в семье чиновника лесного ведомства. Отец его умер и вскоре семья переехала в Кострому, когда мальчику было три года. На руках матери[23] оставалось семеро детей[24]. После ее смерти с 14-летнего возраста будущий писатель воспитывался в семье старшего брата Николая[25], преподававшего в гимназиях Симбирска и Нижнего Новгорода.

В 1878 году Розанов определяется на историко-филологический факультет Московского университета, становится стипендиатом А.С. Хомякова. Особенно запомнились ему лекции В.О. Ключевского, который после смерти в 1879 году С.М. Соловьева стал читать курс русской истории. Юного Розанова очень впечатляло словесное мастерство историка. «Ничего подобного я не слыхал ни прежде, ни потом… – вспоминал он. – Речь, им произнесенную, без поправок, без корректуры, без «просмотра автора» – можно было помещать куда угодно: все было кончено и завершено, отделано последнею отделкой»[26].

Розанов дает высшую оценку Ключевскому, на которую только был способен: «Русская порода, кусок драгоценной русской породы, в ее удачном куске, удачном отколе – вот Ключевский»[27]. И вот откуда, может быть, начинается великий стилист Розанов, пока еще подспудно, как восхищенный зритель. Осознав еще в юности огромное значение «стиля», он в своих зрелых произведениях, особенно в «Уединенном» и в «Опавших листьях», довел его до совершенства.

Серьезный интерес Розанова к философии, пробудившийся в университетские годы, столкнулся с рутиной установившейся системы преподавания. Он писал: «Все-таки к философии именно – я почему-то питал особенное благоговение: “Прочие – в сюртуках, а этот в хламиде”. Вдруг, по какому-то торжественному случаю, я увидел нашего Матвея Михайловича <Троицкого>[28], до того расшитого в золото (позументы парадного мундира) и со столькими орденами на груди… что мой туман спал. “Ах, вот отчего… университет не дает никакой идеи о науке. все они занимают должность V-ro класса, дослуживаются, к 40-летию службы, до тайного советника и мирно прилагаются “к отцам” на Дорогомиловском или Ваганьковском кладбище”»[29].

В университетские годы – в результате «вечной задумчивости», мечты, переходящей в безотчетное «внутреннее счастье», – в душе юноши произошел перелом. В автобиографии он писал: «Уже с I курса университета я перестал быть безбожником и, не преувеличивая, скажу: Бог поселился во мне. С того времени и до этого, каковы бы ни были мои отношения к церкви (изменившиеся совершенно с 1896-97 гг.), что бы я ни делал, что бы ни говорил или писал, прямо или