– Не грузись, братан! – широкой улыбкой осаживает меня Онже. – Я по этапу с одним джусом ехал, так вот он про жидомасонов похожую пургу втирал. У него, между прочим, на этой почве крышняк рванул быстрее, чем белые в эмиграцию. Нельзя на некоторые темы сильно задумываться, понимаешь? Я сам дремучий как джунгли, и то вкуриваю, что если голову себе такими вещами забивать, то можно на Серпах очутиться или в Кащенко! Думай лучше о том, что ты увидеть можешь, пощупать, потрогать. По большому счету, наша теперь основная задача – выполнять конкретные указания Матрицы.
– Как в армии, ебать-колотить! – бурчит Семыч вполголоса. Последние дни он стал смурным и немногословным.
– Как в Матрице, – парирует Онже. – «Просто структура гораздо серьезнее, а так все то же самое: погоны, звания, оперативные мероприятия». Морфеус, кстати, тоже продуманный пассажир. То говорит о Матрице «мы», то вдруг в сторону отпетлять пытается, мол, «мусора в военной форме». Есть маза, что это все прокладоны спецовые с их стороны, понимаешь? Крючочки свои пробрасывают и смотрят, как мы их заглатывать будем. Это он, может, перед нами обычным коммерсом рисуется. А там, поди, разрешите-доложить-товарищ-полковник, агенты такие-то выбрали вариант действий номер два!
– Ведь жили спокойно, ебать-колотить! Нет, теперь агентами заделались.
– Не, а че, нормальная тема! Вообще, раз уж мы в шпионы подались, надо выработать для себя кодированную систему общения, понимаешь? Типа: агент Смит, птица залетела в гнездо, сообщите, как прошла операция!
Мы с Семычем натянуто улыбаемся. Беззаботное отношение к шуткам пропало невесть куда. По телефону говорим сжато, коротко, полунамеками подводя собеседника к сути вопроса. Обсуждая проблемы и планы, забираемся подальше от оживленных мест и выходим из машины, чтобы сидя на корточках на подмерзшем берегу сплавить негромкую речь по течению Москвы-реки. Подыскивая новое, более благоустроенное жилье, рассматриваем заведомо никчемные варианты, чтобы при наличии лишних денег снять дешевую квартирку про запас на подозрительно ожидаемый «всякий случай».
***
Благородная седина, плотная осанистая фигура и основательность движений, свойственная отставным партаппаратчикам, онжин дядя держится перед нами с чувством незыблемого достоинства. Лицо его весит тонну гвоздей, и даже восседая на металлическом ящике и стряхивая сигаретный пепел в стекляшку с семейной фотографией корнишонов, он выглядит так, словно не покидал своего кресла в Управделами Президента.
– Меня интересует один конкретный вопрос. Что – это – за люди? – утробно рокочет дядя. – Пока я не буду знать, дальнейший разговор не имеет смысла.
Приехав в «элитную» часть села Осинки Рублево-Успенского района, мы минут сорок простояли под трехметровым кирпичным забором: дожидались аудиенции. По своей доброй традиции, Онжин дядя принял нас у себя в гараже. Прежде чем впустить в дом и посадить за свой стол, дядя всегда выясняет, насколько ему интересны люди, которых иногда приводит с собой родственничек-баламут.
В позе чужеземного идола дядя внимает рассказу Онже про Морфеуса, про озвученное им предложение, про то, как мы сами влились в Матрицу. Под взглядом человека, вкусившего за свою жизнь достаточно власти, я невольно чувствую себя мелким просителем, каким-нибудь приснопамятным пэбэоюл, жалующимся на притеснения со стороны участкового инспектора или районных налоговых органов. Это при том-то, что я еще не вякнул ни слова, если не считать «здравствуйте». Онже, меж тем, описывает в подробностях, как Матрица наехала тяжелым катком на наших притеснителей и вещает об открывшихся нам перспективах.
