Апология церковной веры - страница 11
Если бы над нашим миром был какой-то иной Бог, высший, чем Творец мира, то он каким-то образом проявил бы себя так, что у людей сохранялось бы об этом некое общее знание, универсальное для всех в своих основных чертах. Но такого знания нет. А без него и сам разговор становится, как минимум праздным, подобным разговору об инопланетянах. Нет о них вполне достоверной информации, ни в науке, ни в чьих-либо священных писаниях. Тогда какой смысл о них беседовать, зачем ходить этим философски порочным путем, который называется умножением сущностей, когда для объяснения видимой проблемы привлекаются некие ненаблюдаемые, но предполагаемые явления и отношения?
Вариантов гностического космологического мифа очень много – и в этом состоит первое свидетельство против него. Первое, но не единственное и не главное.
Не менее важно и то, что гностицизм еще в двух важных положениях идет прямо против общей человеческой природы.
Во-первых, согласно с идеей несовершенного Творца и творение Его, творение материальное, вещественное, объявляется изначально злым и несовершенным. Соответственно, таковыми же объявляются и все формы земной человеческой жизни. Само рождение человека во плоти – уже трагедия, ибо «злая материя» в этом акте продолжает себя развивать. Злом является и семья, и государство, и сама жизнь. Не злом, по сути, остается только смерть, которая освобождает нематериальную душу из материальной темницы – телесной оболочки. Согласитесь – это уже слишком противоестественный порядок ценностей. Человек не может из всей своей жизни ценить только смерть. В таких координатах смысла жизни точно не найти, он останется только у смерти.
Во-вторых, в гностическом варианте невозможно найти чего-то аналогичного заповедям Божиим, категорическим нравственным императивам. Вообще, идея несовершенного Творца полностью лишает смысла всю нравственную сторону жизни и поведения людей.
По Достоевскому, если Бога нет, то все позволено. Но здесь речь должна идти именно о библейском Боге, о Боге, который может четко сказать человеку, что должно, что разрешено, а что запрещено. А если Бог этого мира Сам не совершен, если Он, так сказать, «грешен» сам, то может ли он чего-то еще требовать, причем категорически, от человека? Разумеется, нет. Таким образом, если Бог этого мира не абсолютен, не совершен, то человеку тоже все позволено. Поведение человека тогда строится только на основе баланса его желаний и возможностей, с полным вычетом любых сторонних ограничений. Само нравственное измерение в этом мире злой материи пропадает; в таком мире и не может быть ничего хорошего. В нем любому материальному существу, от камня до человека, можно нанести любой ущерб – и это не будет иметь никакой оценки в категориях: хорошо – плохо, правильно – неправильно. В гностическом варианте любое «хорошо» лежит за пределами материального мира, в мире мысли и ведения. Если ты знаешь это оккультное, эзотерическое знание – лишь тогда ты имеешь что-то такое, о чем можно сказать: оно хорошо. Если же ты для достижения этого знания сжег полпланеты – ничего страшного, вполне приемлемая цена; ведь пострадало-то нечто принципиально плохое, материальное.
Достоевский сумел показать, насколько ужасен становится мир, в котором всем и все станет позволено. Или даже не всем, а неким избранным «отморозкам». Нет нужды много распространяться тут нам, после стольких исторических примеров, что отказ от нравственных начал равнозначен самоубийству человеческого рода. Последователи гностицизма никогда и ни в каком обществе не составляли не только большинства, но даже ощутимого и заметного процента, однако в религиозной сфере они постоянно и неистребимо во всякий век умели замутить воду, выдать свое богоборчество за самый высокий и утонченный вид богопочитания. Разумеется, не блистали они и чистотой нравов. И их малая численность в целом вполне объяснима противоестественностью их главной установки. Гностицизм – религия, устраняющая мораль, как таковую, но человек в целом не может жить без морали. Как не может жить и без религии. Мораль записана в человеческой природе ровно на той же самой глубине, где и религиозное чувство, где потребность верить и поклоняться – будь ли то Единому Богу или какому угодно еще.