Апрельское, или Секрет забытого письма - страница 29



Незаметно пролетело несколько часов. Я опомнилась, когда разъехались ворота и в них появился белый внедорожник. Оказалось, прибыли какие-то гости, друзья семьи. Мама Максима засуетилась, отец принял крайне деловой вид и периодически грубовато шутил. Я чувствовала себя лишней и не знала, как уйти. Выручил Максим, тихонько, чтобы не акцентировать на мне внимания, предложив подвезти до дома. А потом объявил уже громко:

— В общем, мы поехали.

— Всем до свидания. Спасибо за гостеприимство, — сказал я, поднимаясь со своего места в роскошной кованой беседке, украшенной витым узором.

Пока ехали по извилистым улочкам посёлка, я не представляла, о чём говорить. Всё думала о той, брошенной его отцом фразе. Но имею ли я право расспрашивать? Он знал, что я всё слышала, поэтому, на мой взгляд, должен как-то пояснить мне, что имелось в виду. Но Макс, по всей видимости, не собирался поднимать эту тему. По крайней мере, сейчас.

— Почему Кирилл учится здесь, а не в какой-нибудь частной закрытой школе? — поинтересовалась я, чтобы разрядить напряжённую тишину.

— Здесь рядом дом и моя мама. После гибели родителей мы стараемся ограждать его от ненужных стрессов. По сути, нет особой разницы, где получать среднее образование. Тем более в его возрасте.

Интересно, не ждёт ли он, что я сделаю ответный шаг и представлю его своим близким? Я мучилась этим вопросом, пока Максим сам не разрешил мои терзания. Сказал — сейчас отвезёт меня и опять завалится спать. И что очень устал. Признался, что неважно себя чувствует. Я коснулась его лба, и обнаружила, что он горячий.

— Да у тебя температура! И ты всё это время терпел? Тебе нужно лечиться, в постели лежать! Мама знает, что ты заболел?

Он недовольно фыркнул.

— Свет, не начинай. Мне не семь лет, разберусь.

Наверное, он прав. Я слишком распаниковалась, будто он несамостоятельный мальчишка. И этим его уязвила. Тогда мне казалось, что я проявляю заботу. На самом деле в его глазах это выглядело, как чрезмерная опека, которая раздражает и унижает.

О том, чтобы зайти к нам, я даже не заикнулась. Конечно, я подумывала о том, что пора бы капитулировать и пригласить Максима к себе. На всю ночь. Он у меня в доме, к слову, не был. Мы всегда сидели во дворе. Но после неясного намёка Ильи Андреевича на то, что какая-то петербурженка ему категорически не по нраву, с этой идеей решила притормозить.

9. Глава 9

Рабочий день тянулся бесконечно. Я сидела и смотрела, как тёплый солнечный свет играет через большие окна библиотеки. Было невыносимо скучно и хотелось домой. Неожиданно спохватилась. Вспомнила, что собиралась прочесть надпись на стоящем поблизости от библиотеки памятнике. Ничего не объяснив коллеге, поспешила на улицу. Стела, пилон или обелиск — не знаю, как правильно называется это сооружение. Белая продолговатой формы колонна, устремлённая вверх. А вокруг выложены плиты и посажены цветы. Надпись на памятнике гласила, что установлен он погибшим здесь красноармейцам, защищавшим поселок в 1943-1944 годах. Нет, не то. Расстроенная, я вернулась на рабочее место. Выходит, это не то место, о котором шла речь в письмах с чердака…

У Максима оказалась ангина. Он всё время был дома, и мы не имели возможности увидеться. Поэтому говорили по телефону. По нескольку часов. Иногда даже ночью. Как-то он сказал, что я смотрю на мир с позиции жертвы и мне нужно менять это. Я отчаянно спорила, а потом согласилась. У меня было стойкое ощущение, что он гораздо опытнее и умнее меня, хоть и младше. Быть может, эта моя влюблённость стала плотными шорами, не позволяющими мне видеть его таким, какой он есть на самом деле.