Но в этот раз случилось что-то непонятное. Раньше он болтал бы всю дорогу без умолку, и к «Охотному ряду» девушка уже смотрела бы на него влюблёнными глазами. А теперь… Он не знал, что сказать, и у него было такое лицо.
Во взаимном молчании выбрались на Тверскую.
Автандил пытался вспомнить арку, через которую утром просочился к метро. Проблема была в том, что рядом с метро арок вообще не было, ни одной. Тогда он решил зайти с другой стороны. Так, как шёл утром. Здесь тоже были некие заковыки. Оба раза он выходил дворами прямо к метро, не переходя ни одной улицы. А ведь по пути, если следовать законам Евклидовой геометрии, неминуемо должен был пересечься с Третьей Тверской-Ямской.
Но не пересекался.
Утром он просто не обратил внимания на эту несуразицу – и так было от чего свихнуться. Вот и сейчас, особо не раздумывая, спешил к тому месту, где должен был начинаться «Странный путь». Спутница едва поспевала за ним.
– Почему мы бежим? – поинтересовалась она.
– Не знаю, – честно ответил Автандил.
Он замедлил шаг. Собственно, зачем так спешить? Не сбежит ведь арка за эти несколько минут. Хотя, в глубине души, в последнем он не был уверен.
Арка была на месте, но дорогу к ней перекрывали три автомобиля, один из них – пожарный. Вокруг суетилось множество народу. Перед самой аркой была вырыта огромная ямища.
– Нам бы пройти, – сказал Автандил человеку в брезентовой робе, преградившему путь.
– Вы же видите, – и он кивнул в сторону ямищи.
– А мы вдоль стенки, по краешку.
– Куда по краешку? Горячую воду прорвало. Видите, под аркой асфальт дымит. Провалитесь в кипяток – и привет родителям.
Трое рабочих просовывали в ямину толстую гибкую трубу.
– И долго вы тут ещё?..
– Сейчас воду откачивать будем. К утру, наверно, закончим.
– Как же нам во двор-то попасть?
– С другой стороны попробуйте, – пожал плечами эмчеэсовец.
Они обошли квартал, но ни арок, ни проходных парадных не обнаружили.
– Не расстраивайтесь, – успокаивала Автандила спутница, – Завтра снова попробуем.
– Не верите, – с горечью ответил Автандил.
– Ну что Вы, верю! Вы так натурально расстроились.
– Тогда пошли! – Автандил бегом потащил Белоснежку к Музыкальному Музею.
На ступенях по-прежнему сидел Петя, только бомж, кажется, был другим.
– Видите столб? На нём вчера стоял сушёный пингвин и вращался. Петя, я правду говорю?
Петя поглядел на них прозрачными глазами и грустно молвил:
– Пиво кончилось.
Автандил достал из кармана пару кюпюр:
– Купи, угощаю.
– Я отдам, – замотал головой честный сосед.
– Конечно, отдашь. Только скажи сначала, что здесь вчера было.
– О-о-о! Здесь тако-о-о-е было! – затянул Пётр, вероятно, собираясь отработать тридцатку на полную катушку.
– Короче говори.
– Хорошо. Короче, – Петя приосанился. – Тут птица торчала. Только неживая. Но поворачивалась… Как флюгер, – и Пётр попытался изобразить сушёного пингвина. – Только его ночью пацаны из пятого дома спёрли.
– Занятные у тебя друзья, – шепнула спутница.
– Это не друзья, это сосед, – уточнил Автандил и, подхватив девушку под руку, увлёк прочь от музея.
– Куда мы теперь побежим? – рассмеялась она.
– Не побежим, а поедем. Ты ведь сто лет в кино не была.
– Не сто, а только девятнадцать, – уточнила спутница.
– Хорошее кино, – вздохнула Белоснежка, когда они вышли из киноцентра.
– Хорошее, но старое, – согласился Автандил.
– Хорошее старым не бывает, – возразила девушка.
