– А когда очередь дойдет до меня? – пожелала узнать Ледша.
– Тогда, – отвечал он, вновь подпадая под власть ее необычайной красоты и придавая своему голосу дружеское, почти нежное выражение, – тогда вылеплю я по твоему образу прекрасное создание, достойный торс для статуи этой богини.
– И тебе будет нужно много времени для этого?
– Чем чаще ты будешь приходить, тем скорее пойдет работа.
– И тем вернее будут указывать на меня пальцами биамиты.
– Однако ты решилась же сегодня прийти незваная сюда при ярком дневном свете.
– Потому что я лично хотела тебе напомнить, что я жду тебя сегодня вечером. Вчера ты не пришел, но сегодня… не правда ли?.. ты придешь.
– С радостью, если только будет малейшая возможность.
Нежный взгляд ее темных очей встретился с его взором; он протянул к ней руку, нежно произнося ее имя; она бросилась в его объятия и страстным движением обвила своими прекрасными руками его шею, но, когда его губы коснулись ее щеки, она вздрогнула и быстро высвободилась из его объятий.
– Что это значит? – удивленно спросил он, стараясь привлечь ее к себе.
Она стала просить его нежным мягким голосом:
– Нет, не теперь, но, не правда ли, дорогой мой, я буду ждать тебя сегодня вечером? Только на один этот вечер оставь дочь Архиаса ради меня, которая тебя больше любит. Сегодня ночью будет полнолуние, а в такую ночь, ведь ты знаешь, что мне было предсказано, должно выпасть на мою долю самое высшее счастье, какое боги дарят смертному.
– И на мою также, – вскричал Гермон, – если ты согласишься разделить со мною твое счастье!
– Значит, я жду тебя на острове Пеликана. Даже когда луна будет стоять над этими высокими тополями, я все еще буду ждать. Ведь ты придешь? И если твоя любовь слабее и холоднее моей, то ты все же не захочешь меня обмануть и таким образом лишить меня счастья всей моей жизни.
– Могу ли я это сделать! – вскричал он, оскорбленный ее недоверием. – Только необычайное или неотвратимое может удержать меня вдали от тебя.
Ее густые брови сердито сдвинулись, и она проговорила хриплым голосом:
– Ничто не должно тебя удержать, даже если бы тебе угрожала сама смерть. До полуночи должен быть ты уже со мной.
– Я приложу к тому все усилия, – уверил он, недовольный ее гневной настойчивостью. – Что может быть и для меня более желанным, как в ночной тишине при свете луны провести с тобой блаженные часы! Я ведь и без того долго не пробуду в Теннисе.
– Ты уезжаешь? – спросила она глухо.
– Дня через три-четыре, – ответил он. – Мертилоса и меня уже ждут в Александрии. Но успокойся… Как ты побледнела! Да, тебя огорчает разлука, но ведь не позже как через шесть недель вернусь я опять. Тогда начнется для нас настоящая жизнь, и Эрот заставит цвести для нас свои чудные розы!
Она молча поникла головой, а затем спросила, глядя ему прямо в глаза:
– И как долго будет продолжаться их цветение?
– Многие месяцы, дорогая, четверть года, а быть может – и полгода…
– А затем?
– Кто же заглядывает так далеко в будущее?
Тогда она, как бы подчиняясь какому-то неотразимому чувству, произнесла:
– Какой безумной я была! Кому известно, что будет завтра? Как знать, быть может, через полгода мы, вместо того чтобы любить, будем ненавидеть друг друга.
Проведя рукой по лбу, как бы желая собрать свои мысли, она продолжала:
– Только настоящее принадлежит человеку, сказал ты недавно. Ну, так будем наслаждаться настоящим так, будто каждая минута последняя. В эту ночь, когда наступит полнолуние, начнется мое счастье – так мне предсказано. Затем диск луны будет уменьшаться, потом придет новое полнолуние, и, когда луна опять пойдет на убыль, тогда, если ты сдержишь свое слово и вернешься сюда, тогда пусть меня все осуждают и проклинают, я все же приду в твою мастерскую; чего бы ты ни потребовал, я это исполню. Скажи мне только, какую богиню хочешь ты сделать по моему образу?
