Сгорбленная старуха закрыла собой тётю. Отойди, отойди! Она отходит. Я смотрю на мальчика. У него странные глаза, каждый с двумя зрачками.
Старуха вернулась. Держит в руках что-то блестящее. Зачем она принесла это? Не трогай меня, не трогай! Она проводит пальцем по моей голой груди, подносит к ней блестящую штуку. Больно!
Я плачу. Мне очень больно! Стараюсь не кричать. Тётя не любит шум.
– Тише-тише маленький, – шепчет старуха.
Моя голова закружилась, я закашлялся, слёзы попали в рот. Грудь горела, мне так больно! Я посмотрел на тётю. Помоги, пожалуйста. Я протянул к ней ручку, грудь сильно кольнуло, и я захныкал. Как же мне больно! Я плакал и смотрел на тётю, но она не шевелилась. Мальчик на её руках с любопытством наблюдал, как меня режут. Больно! Тётя! Почему такие холодные глаза? Почему мне так холодно и больно, тётя!..
– К-ха! – я проснулся в холодном поту и, закашлявшись сел. В груди кололо, ныло, резало. Я попытался вздохнуть как можно глубже. Чёрт!
Артём! – в ушах раздался очень громкий голос Алисы, голова заболела.
– Тише, – прошептал я, приходя в себя. – Что это было?
Я не знаю. Тебе приснился кошмар, ты метался по кровати и плакал, я не могла до тебя докричаться. Что тебе снилось?
Я сосредоточился, голова неприятно запульсировала.
– Не помню… Не помню. Какая-то старуха, нож. Ай! – я схватился за голову. Больно. И грудь болит. И дышать очень трудно, перед глазами темно, голова кружится. Я едва сдерживал слёзы. За что это мне?!
За стеной раздался приглушённый шум, и сразу следом – шлепок и рыдания.
– Что это? – я спустил ноги с кровати и, покачиваясь, встал. Несколько раз глубоко вздохнул. Как не вовремя… Резко захотелось курить. Досадно. В комнате было темно, лишь лунный свет, проникающий через окошко, слегка разгонял мрак. Я дошёл до кувшина с водой и жадно к нему присосался. С каждым глотком грудь жгло, но я слишком сильно хотел пить, чтобы обращать на это внимание. Из-за стены снова донеслись звуки какой-то возни.
Я опустил кувшин и шумно задышал, прислушиваясь.
– А там разве не комната Миланы? – прошептал я.
Да, так и есть. И она сейчас там не одна. Думаю, ей нужна помощь.
Я вышел в коридор – хорошо, хоть петли не скрипнули – и осторожно подошёл к приоткрытой двери в комнату Миланы. Медленно, стараясь не шуметь, посмотрел внутрь. И замер. К голове прилила кровь, на глаза упала красная пелена.
Артём, успокойся. Тебя могут заметить.
Я закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Илья Белов насиловал Милану. Раздался громкий шлепок и приглушённый вскрик.
Этот урод левой рукой вжимал голову девушки в подушку, а правой наносил хлёсткие удары по её телу, не прекращая насиловать. Я стоял, слушал его прерывистый хрип и плач Миланы, а внутри поднималась волна бешенства.
Артём, давай сперва подумаем. Это может плохо кончиться, Артём!
Я вернулся к себе и оглядел комнату. Хромая и пошатываясь из-за растущей боли в груди, я подошёл к столу и взял кувшин. Вылил воду на пол и направился обратно, к Милане. В висках стучал пульс.
В несколько шагов я подбежал к кровати и изо всех сил ударил урода кувшином по голове.
– Ох! – его повело в сторону, он медленно слез с Миланы, явно не соображая, что происходит и откуда ему прилетело. – Какого гуля…
Крепкий! Хорошо, что кувшин не разбился. Я ударил ещё раз. И ещё. Илья упал, я прижал ладонь к своей груди, с трудом выталкивая воздух из лёгких. Больно! Но времени отдыхать нет – этот урод не отключился! Он встал на четвереньки, помотал головой и попытался подняться.
