– Как можно, тётенька, – после секундной запинки ответил Арехин.
Вид Надежды Константиновны той запинки стоил: одета она была как провинциальная тетушка из мещан, принарядившаяся по случаю поездки в столицу. Ярко-зелёное платье с рюшечками, розовая шляпка с вуалью, сложенный кисейный зонтик в руках. Для того, чтобы узнать в этом наряде Крупскую, постороннему одного усердия мало. Тут нужен профессиональный взгляд. Опытные филеры частью уничтожены, частью разбежались, и только малая их доля служит новой власти. А филеров новых, большевистских, пожалуй, Надежда Константиновна проведёт. С её-то опытом конспирации. Хотя… Хотя если за ней следят всерьёз, то уж как-нибудь найдут специалиста потолковее. Под стать объекту.
– Мне мятного чаю, голубчик.
Голубчик принес зеленоватый чай, но пахло ромашкой, а не мятой.
Надежда Константиновна вида не подала. Или ей было всё равно.
– У нас мало времени.
Арехин промолчал. Если мало, то каждое слово может оказаться лишним. А ему сказать пока нечего.
– Володя занят чрезвычайно. Каждая минута на счету. Недостатка в секретарях, помощниках всякого рода нет, напротив, вздохнуть свободно и то трудно. Но много бестолковщины. Потому встретиться с тобой, Алек… Мишенька, он сейчас не может. Но у него есть к тебе поручение. Очень важное.
Арехин только наклонил голову – мол, весь внимание.
– Не знаю, заметил ты, нет, но люди стали меняться – она посмотрела в лицо Арехину. Пришлось снять очки.
– Всё меняется, и люди тоже, – ответил он, решив, что тётенька ждет ответа.
– Это-то понятно, но люди обыкновенно меняются поодиночке и в разные стороны. А тут – вместе и в одну. Все и говорят схоже, и пишут схоже, и даже выглядят схоже. Отъелись, раздобрели. Но беда не в том, что раздобрели, конечно. Даже не в том, что всяк норовит в вожди пролезть. Беда в том, что партия размывается, как песочный куличик под морскими волнами.
– Испытание властью, – тихо сказал Арехин.
– Вероятно, не без этого. Но есть и что-то другое.
– Что-то?
– Именно. Непонятное. Володя хорошо знает людей, без этого он никогда бы не стал тем, кем он есть сейчас. И сейчас он чувствует: многие товарищи находятся под серьёзным влиянием. Влиянием сильным и необъяснимым.
– Чьим влиянием?
– В этом-то и вопрос. Никого, обладающего требуемой волей, возможностями и авторитетом на виду нет, – она взяла чашку и стала пить травяной чай. Теперь его очередь.
– Но что ожидают от меня?
– Взгляда со стороны. Вы, Александр, вне системы, или почти вне системы (Надежда Константиновна, похоже, забыла, что он сейчас Миша). Непременно что-нибудь, да и заметите. Тогда срочно сообщите. Прямо Ильичу.
– Но ведь я, как вы верно заметите, вне системы. А отсюда, извне, не очень-то и видно даже крупных деталей, не говоря уже о мелких.
– Конечно, это непросто. Но ведь и вы – человек непростой. Придумаете что-нибудь. А Володя вам поможет.
– Как?
– Получите особое поручение, которое даст повод выйти на самый верх Совнаркома. А там вы уж сами.
– Хорошо. Я это сделаю, – сказал Арехин.
– Мы не сомневаемся, – ответила Крупская. – Я уйду первой.
Встав из-за стола, она добавила громко:
– Рада была повидаться с тобой, Мишенька. Надеюсь, ты навестишь свою тётю.
– Непременно навещу.
Дождавшись ухода Надежды Константиновны, Арехин первым делом вернул на нос очки. Хоть и были занавески на окне, но слабенькие. А солнце светило люто.
Затем он вернулся к чаю, обдумывая поручение Крупской. Ну да, как же, нужно Владимиру Ильичу мнение стороннего верхогляда! Тут в другом дело. Но в чём?
