– Но ведь это – подделка?
– Как можно, Александр Александрович! Документ натуральный. Только слегка на вас подправлен, ну, как портной костюм подгоняет. В Коминтерне тоже мастера есть, но уж больно казённо исполняют, да и стараются, аж дым уз ушей. А это чувствуется. Казённый человек на казённого человека нюх имеет особый. Если не к документу придерется, так к чему другому. Смотрит клиент робко, или, напротив, нагло. Стоит не по одёжке. Но больше всего знатоки на обувь смотрят. Впрочем, кому я говорю… А этот документ – как алексеевская постановка. С предысторией и сверхзадачей. Берешь документ и видишь, что занимался им бедный чиновник, последняя спица в колесе, дома сварливая жена и пятеро детей, да теща вдобавок, а по службе никаких надежд на продвижение… Избылся, спустя рукава работал. Не за деньги, а за страх, что со службы погонят. К таким документам вера самая сильная. Врать не стану, мастер высокого полёта неладное заподозрить может, но мастера высокого полёта высоко и летают. Документы проверять им недосуг, разве экспертизу поручат. Но для экспертизы опять-таки попасться нужно, а с этим документом не попадёшься. Ну, если заранее свой же человечек сдаст, но тут уж любой документ бессилен: кому быть повешену, тот не простынет. А и простынет, невелика беда.
С мастером Арехин рассчитался загодя, казалось, можно бы и разойтись, но Пролетарский не торопился. Время тянул или просто поговорить хотел.
– Не сочтите за нескромность, но не желаете ли на портрет сняться? – спросил вдруг Пролетарский
– В чем же здесь нескромность?
– Ваше время дорого.
– Не дороже вашего, я полагаю. Но мне портрет не нужен.
– Сейчас не нужен, а потом… И для истории: Александр Арехин перед битвой за шахматную корону.
– До шахматной короны далеко. А, впрочем, почему бы и нет.
Фотографий Арехина существует множество, вот и на всероссийском турнире запечатлели, и с Лениным за доской. Пусть будет ещё одна.
– Тогда, пожалуйста, встаньте сюда, – Пролетарский подвел Арехина к выделенному углу павильона. – Трость возьмите в левую руку…
– Я не пользуюсь тростью, – возразил Арехин.
– Это своего рода символ скипетра. Ну, и того, что вы готовитесь побить нынешнего чемпиона. В фигуральном смысле, разумеется.
Арехин покорился. Взялся за портрет…
– А в правую возьмите сигару.
– Я не курю сигары.
– Сигара кубинская, и это тоже символ, – Пролетарский достал из ящичка сигару, на вид свежую. Откуда, интересно, он их берёт? Поступь новой экономической политики?
Прежде чем снять портрет, Арехину пришлось причесаться, почистить пиджак, брюки и даже туфли, несколько раз менять позу, меняя трость и сигару местами. Но очки снять он отказался категорически:
– Это тоже, если хотите, символ.
– Какой же, позвольте спросить?
– Многозначный. Ответ Малевичу.
Пролетарский только хмыкнул, но настаивать не стал. Вспыхнула обсыпанная магнием бумажка, и действо свершилось.
– Кстати, вы заметили, что люди последнее время сильно изменились? – сказал Пролетарский. – Я имею в виду физически.
– Вы находите?
– Это очевидно. Прежде всего рост. Фотограф это сразу замечает, камера – тот же ростомер. После войны мужчины стали ниже на восемь сантиметров.
– И чем вы это объясняете?
– Призывают-то в первую очередь здоровяков, кровь с молоком. Когда их выбьют, идет в дело второй сорт, третий… Сколько богатырей полегло на войне? А в мелкого и попасть труднее. Но это только начало.
