Аргентинский архив №1 - страница 8

Был тот, несомненно, высок, не ниже самого Ивана, а в том было без малого метр восемьдесят росту. Одет гость был в прекрасно пошитый светло-серый костюм европейского образца, дорогая сорочка была расстёгнута на шее, но галстук – шёлковый, похоже итальянский – лежал тут же, на подлокотнике кресла.

Сколько лет пришельцу, Иван точно сказать не рискнул бы: ему могло быть и около тридцати, и далеко за сорок. Мускулистое тело, скрывавшееся под дорогим костюмом, несомненно, принадлежало атлету, спортсмену, лицо под шапкой светлых полос было скорее славянским – широкие скулы, брови, разрез глаз, но сами холодные голубые глаза придавали ему какое-то отстранённое, надменное выражение, свойственное скорее представителям нормандской или германской расы. И глаза эти внимательно разглядывали студента.

– Здрасьте, – пробормотал Иван, плохо понимая, с кем он в данный момент имеет дело. Но сам тот факт, что Яков Наумович ретировался из собственного кабинета со скоростью покидающей тонущий фрегат команды, наводил на определённые размышления.

– Здравствуй, – голос у незнакомца был мягкий и, как это называют в кругах «просвещённой» молодёжи, бархатистый. Таким только обольщать красоток на Арбате, подумалось вдруг Ивану не без налёта сиюминутной зависти. – Проходи, присаживайся поближе.

Сарматов покинул свой неудобный стул и перебрался на кресло, стараясь при этом затратить как можно больше времени на эти пертурбации с тайной надеждой, что вот-вот прозвенит звонок с пары и его отпустят с Богом. Но звонок не зазвенел, а гость, устроившись в своём кресле поудобнее, закинул ногу на ногу, продемонстрировав при этом шикарные чёрные лакированные туфли и носки в тон костюму, и задал свой первый вопрос, сразу же поставивший Ивана в тупик:

– Как жить дальше собираешься, соколик?

Некоторое время Сарматов тупо смотрел на покачивающийся носок лакированной туфли незнакомца, обдумывая, не послать ли всех и вся вот прямо здесь и далеко, но мысль о том, что именно и каким именно тоном скажет дома почтенный батюшка его, академик, профессор-антрополог Пётр Алексеевич Сарматов, удержала его от столь опрометчивого шага. И он ответил по своей извечной привычке, которая так раздражала его педагогов, вопросом на вопрос:

– А что, у меня есть варианты? Кроме отчисления, конечно?

Незнакомец удивлённо приподнял брови, посмотрел на своего визави с определённым интересом.

– Ну, юноша, варианты – они есть всегда. Как и выход из любой ситуации. Однако, откуда такой пессимизм в отношении своего будущего?

– А то вы не знаете? – уже более дерзко вскинулся Иван. Незнакомец пожал плечами, что при его габаритах впечатляло, и полез в карман. Иван следил за его рукой с внезапно возникшим интересом, словно она вот сейчас, прямо в это мгновение могла извлечь из недр стильного костюма свиток индульгенции за все его прежние грехи. Но рука вернулась с круглой металлической коробочкой, которую незнакомец протянул Сарматову:

– Угощайся, леденцы… Ты же не куришь, я в курсе… Да и я вот в последнее время бросил, дрянь привычка, затягивает почище водки… Ты, кстати, ещё ведь и не пьёшь, брат?

Иван отрицательно помотал головой, незнакомец бросил в рот леденец, убрал коробочку в карман и рассмеялся:

– Чего головушкой своей буйной-то мотаешь, небось думаешь, что у меня других забот нет кроме как разбираться с твоими пропусками? На это есть вон дражайший Яков Наумович, пускай его заботят твои академические будни, у меня, брат, совсем другие резоны.