Командир оглянулся, словно проверяя, здесь ли ещё Андрей. Спросил:
– Ну что? Летим дальше или возвращаемся? Полчаса лёта осталось…
Андрей растерянно пожал плечами:
– Я… Откуда я знаю? Это вам решать.
Командир щёлкнул тумблером.
– Вышка! Я 536-й. Никакого фронта не наблюдаю. Видимость – сто процентов. Иду заданным маршрутом. Как поняли? Приём.
– Я – Вышка. Вас понял. Отбой.
Андрей вернулся на своё место.
Ребятам решил не говорить.
Стало неспокойно. Сидел и ждал. В иллюминатор старался не смотреть.
Потемнело. Резко изменился шум двигателей – заработали с мгновенными перебоями, с надрывным визгом. Казалось, винты судорожно месят воздух, стараясь уцепиться, удержаться.
Борт словно ударило снаружи, наклонило, вещи заскользили по полу. Мужики испуганно вцепились в лавки, стараясь не оказаться на полу.
Краем глаза зацепил Вадькино белое лицо и иллюминатор сбоку – темно, словно ночью.
И хлынул дождь. Потоки по стеклу, размазанные струи в стороны.
Длилось считаные мгновения.
Борт выровнялся. Двигатели зазвучали ровно. Только темнота и дождь, бьющий по стеклу, никуда не исчезли.
Напряжение не спадало. Напуганы. Ждали, что повторится.
Сейчас вертолёт уже не воспринимался занимательным аттракционом – вверх, к солнцу, в голубое небо. Сейчас это был ненадёжный кусок железа, который, несмотря ни на что, летел, не падал, рвался вперёд сквозь дождь и ветер, выл от натуги двигателями, разрывая винтами чёрное тело грозы.
– Фронт! – прокричал механик и махнул успокаивающе рукой. – Всё! Уже проехали.
Второй пилот, перегнувшись через ручку кресла в проход, махал рукой, подзывая. Андрюха сорвался с места.
Навстречу неслись рваные тёмно-серые клочья. Дождь лупил по стеклу. Мирно, совсем по-домашнему работали дворники, стирая потоки воды.
– Смотри! Оно?
– Ничего не вижу!
– Сейчас…
Внутри клочковатого месива, несущегося навстречу, образовался рваный просвет, мелькнула свинцовая гладь озера, неясные очертания берега, и всё снова заволокло клочьями серого тумана.
– Оно?
– Не знаю… Так сразу не определишь. Не видно же ничего, – Андрей словно оправдывался.
– Оно это, оно, – уверенно заявил второй пилот. – Верховье Вонги. Я здесь уже садился.
– Идём на посадку, – объявил командир.
Вернулся на место.
Перед глазами продолжал стоять просвет среди рваных туч, матовый проблеск воды, чёрная полоса берега.
– Садимся! – прокричал ребятам.
И вдруг окатило тревогой – всё! – игры закончились. Сейчас их выбросят на берег незнакомого озера, и вертушка уйдёт. Порвётся последняя нитка. Они окажутся одни. Совсем одни! Что случись – никто не поможет, не докричишься.
Прилипли к иллюминаторам.
Ничего не видно – клочья тумана мимо, и капли дождя расплющиваются о стекло.
Вывалились из облачности, как из мешка. Земля в пятидесяти метрах. Взревели двигателями, пошли вдоль берега. И вниз. Зависли в полуметре.
Механик торопливо натягивал куртку. Распахнул дверцу – ветер с дождём рванулись внутрь, выметая тепло, – спрыгнул. Пригнулся, сделал два шага в сторону и махнул рукой.
Шасси плавно коснулись земли, просели под тяжестью.
