– Прости, торопился, – сказал я, снимая капюшон и полумаску. – Сейчас куда, к врачу?
– Лёха, – улыбнулся до ушей мой брат. – Приехал. А да, это моя жена, Милана. А там – дочка, Саня. Спит. Да, к врачу.
– Алексей Шотов? – сказал мне мужчина в белом халате, практически вбежавший в палату. – Мне медсёстры сказали, что вы уже прибыли. Идёмте быстрее в манипуляционную. Дмитрий Иванович, вы оставайтесь тут, мы лишь пробы пока возьмём.
Иванович, надо же. Ладно, если я запрошу отчество – у меня оно тоже будет. Но я не хочу пока знать даже имя того донора, который сдал свою сперму и забыл об этом. Не хотел. Теперь придётся. Только ради дела, а не потому, что мне интересно.
– А, да, хорошо, – растерянно и неуверенно сказал молодой папаша.
– Я приду, как освобожусь, – успокоил я Митьку. – Посидим, потрындим. Здесь кафетерий же есть?
– Есть, – кивнул брат и вновь улыбнулся.
Дитё дитём. А уже своё дитё сделать умудрилось. А ведь тот маленький человечек в капсуле – моя племянница. Мурашки пробежали по спине от осознания этого факта. У меня. Не только брат есть, но и племянница. Великий Рандом, умоляю, не повернись ко мне спиной, я же никогда тебя не обижал, правда!
– Доктор, в двух словах, что с дочерью Дмитрия и как я могу помочь? – спросил я, как только мы зашли с врачом в лифт.
– Нужно сопоставить ваши генокоды, чтобы понять, поможете ли вы вообще. У девочки сбой в работе иммунной системы. В понятных вам терминах – у неё нет абсолютно никакой защиты. Любой микроб ведёт к болезни, любой вирус может её убить. Единственное на данный момент решение – синтез специальной вакцины и её постоянный приём. Поможет также пересадка костного мозга, но нужен подходящий донор. Родственники могут подойти лучше всего. Обычно – братья или сёстры. Сами понимаете, этот вариант на полтора года оставит их в больнице под постоянным присмотром. Могут подойти и взрослые родственники. Но пока никто из протестированных не подошёл.
– И много их было, протестированных? – раздеваясь и укладываясь в капсулу, спросил я.
Браслет, как и гарнитуру, я оставил вместе с вещами, прямо на стуле у капсулы. И приказал Китти через виртокно записать то, что будет происходить здесь, пока я буду лежать в капсуле. Да, врачам я не доверял. Как и вообще всем представителям корпораций.
– Почти все, – сказал врач, закрывая капсулу.
– Ещё один кредитник?
– Ну да. Такая виртуозная мешанина генов только у них. Всё на грани фола. Но по-другому нам не выжить. Случайные мутации всё чаще приводят к критическим сбоям. Нам ли не знать. Сколько из пакетников уходят без дополнительных вмешательств, а? Единицы из сотен. А каждой из кредитных мамаш подбирается идеальный донор. Этот вон, простудой ни разу не болел. А его племянница что?
– И что, хочешь сказать у этого топа жизнь получше, чем у тебя была? Ни любви, ни заботы, ни ласки. Выкинули из дома в двенадцать и крутись, как хочешь, обуза.
– Тут ты прав, жизнь у меня получше. Была. А вот детей пришлось через банк доноров заводить. Анализ наших с женой генокодов выдавал критическую мутацию в девяти из десяти случаев. Родить десятерых, чтобы получить одного живого и здорового жена не согласилась. Так что моя дочь и её сын – не совсем наши.
– Но вы их любите, как своих. А таким мамашам, как его…
– Она дала жизнь шестерым здоровым детям. Шестерым. Которые, как и этот, разнообразят генофонд нашего несчастного вымирающего вида. И если быть честным, посмотри на этого топа и на его брата. Кто тебе, как женщине, более симпатичен? Живущий в кредит оболтус, не удосужившийся сделать анализ генокодов перед зачатием или бывший топ, удачно продавший перса и способный сделать сильного и здорового малыша любой женщине?
