Архивариус - страница 26
Чтобы сбросить с себя ненавистную ношу, он пошёл на крайние меры. Во-первых, Паркетный Пол намеренно стал выгибаться горой, чтобы при ходьбе по Коврам все скользили. Самым коварным было его последнее изобретение. Он наловчился приподнимать свои плашки в тот момент, когда по Коврам кто-то шёл, чтобы о них спотыкались. Бедные Ковры ничего не могли с этим поделать, и только печально вздыхали. В конце концов, Паркетный Пол добился своего, и ни в чём не повинные Ковры Евгением были убраны.
И вот наступил день официального открытия. Заключалось оно в том, что вывеска над дверью была украшена воздушными шарами, а сам Евгений, одетый в светлый костюм с бабочкой, трижды прокричав «Гип-гип, Ура!», выстрелил из новогодней хлопушки, распугав при этом местных голубей. Те, лениво захлопав крыльями, отлетели для приличия на несколько шагов, но тут же кинулись обратно, приняв рассыпавшиеся по асфальту конфетти за корм. Но конфетти не глотались, и голуби, с укором посмотрев на Евгения, расселись по карнизам.
Старый Дом тоже радовался этому событию, и вот почему. Уже много месяцев он пустовал, а оставаться одному на старости лет, согласитесь, не очень-то приятно. И хотя на его стене рядом с парадным входом красовалась мраморная доска с надписью «Особняк XVIII века. Охраняется государством», никто его не охранял и, вообще, о Старом Доме точно все позабыли. Он, конечно, от этого очень страдал, но виду не подавал, так как был очень воспитанным Домом.
Выстрелив хлопушкой и помахав рукой обернувшимся на него прохожим, Евгений уселся на стоящий у дверей Вертящийся Стул в ожидании первых посетителей.
Солнце пока ещё скрывалось за спинами высоких домов, но уже вовсю золотило крышу Старого Дома, заглядывало в чердачные оконца, раскачивая лучами часто натянутую между стропилами паутину.
Вертящийся Стул, большой любитель солнца, с нетерпением поглядывал наверх, туда, где в высокой бирюзе неба купались в прозрачном воздухе стрижи. Они возникали, казалось, ниоткуда, и, прочертив сложную спираль, вновь растворялись в бездонной вышине.
Сирень вдоль металлической ограды была очень старой, и выросла такой же высокой, как и деревья. Евгению сквозь неё хорошо было видно, как по тротуару идут люди: одни – торопясь, другие – не спеша, одни – с заботой на лицах, другие – с безмятежной улыбкой. Некоторые из них, заметив новую вывеску, на мгновение задерживали на ней свой взгляд и шли дальше, унося с собой какое-то впечатление.
Евгений терпеливо ждал. Некий гражданин в шляпе и при галстуке вдруг остановился и стал пристально смотреть в его сторону. Взявшись руками за решётку ограды, он даже попытался протиснуть свою голову поближе, но, уронив шляпу, отказался от этой затеи.
Потоптавшись на месте, гражданин пошёл было своей дорогой, но остановился и двинулся в обратном направлении, туда, где стояли кирпичные столбы от бывших ворот.
Очень скоро Евгений услышал торопливые шаги, и из-за угла дома появился этот самый гражданин в шляпе. Остановившись напротив, он с усмешкой переводил взгляд с Евгения на вывеску и наоборот, причём делал это, как плохой актёр, очень старательно и демонстративно. Молодой человек с лёгкой улыбкой наблюдал за ним. Наконец, гражданин в шляпе устал от этой гимнастики для глаз.
– Послушайте, молодой человек, это же несерьёзно!
– Что вы имеете в виду? – вежливо поинтересовался Евгений.